Феррейра Кастро - Сельва

— Я подумал… Здесь один человек остановился, Балбино, ну, знаешь, он всегда ходит с сигарой во рту, — он ездил в Сеару [1] Сеара — штат Бразилии. По техническим причинам разрядка заменена болдом ( Прим. верстальщика ) набирать людей для Рио-Мадейры. Вчера у него сбежали трое завербованных… Так вот я подумал… Если поговорить с ним, может быть, он тебя пристроит…

Маседо запинался, останавливался на полуслове, наблюдая за племянником и удивляясь, что тот до сих пор его не перебил.

— По крайней мере, тогда у тебя будет работа…

— Я должен завербоваться на каучуковые промыслы?

— Если ты хочешь, конечно, смотри сам. Просто мне пришло в голову.

Юноша молча стал разглаживать рукой мятые брюки…

— Вы сказали, что он отправляется в Рио-Мадейру?

— Да. На каучуковую плантацию Параизо [2] Параизо — рай (португ.) Так называлось место, где велась добыча каучука. .

— Рио-Мадейра… Рио-Мадейра… Но ведь там, говорят, повальная лихорадка?

— На Рио-Мадейре?

— Да, впрочем, везде на каучуковых плантациях лихорадка косит людей.

Маседо чуть было не взорвался, но пересилил себя, удержав готовые сорваться с языка слова.

— Ты сам хозяин своей судьбы! — воскликнул он, с трудом скрывая свое возмущение. — Поступай, как считаешь нужным! А что до меня… Стол, за которым ест один, прокормит и двоих. Но здесь, ты же видишь, какое положение… Тебе это хорошо известно… Вот уже два месяца, как ты без работы, и нет никакой надежды устроиться. И кто знает, чем все это кончится! Кто нам может обещать, что не станет еще хуже и ты хотя бы через год будешь прилично зарабатывать? Ты же понимаешь, что говорю не в моих, а в твоих интересах. А что до лихорадки, то в этой болезни, конечно, мало радости, хотя сюда ежедневно приезжают сборщики каучука с Мадейры, Пуруаса и даже из Акре! И все они здоровехоньки. Тут все зависит от того, как повезет.

Алберто поднял глаза и с минуту не отрывался от дядюшкиного лица: все, что он думал о покровительстве родственника, оказалось правдой; подтвердились его догадки, множество замеченных раньше и теперь мелочей, выдающих истинные намерения Маседо.

— Хорошо, дядя, я поеду! — произнес Алберто протяжно.

Почувствовав, что его разгадали, Маседо попытался смягчить впечатление.

— Только ни в коем случае не насилуй себя! Тем более что я еще и не говорил с этим человеком.

— Можете поговорить с ним. Я поеду, я сам так хочу.

Оба замолчали. В напряженную тишину сквозь открытые ставни ворвался всплеск воды, вылитой из глиняного кувшина во внутреннем дворике.

— Хорошо, раз уж таково твое желание… Посмотрим, что скажет Балбино.

— А что я там буду делать?

— Что ты там будешь делать?.. Не знаю. Собирать каучук тебе, наверное, не придется, это очень тяжелый труд. Но при каучуковых плантациях всегда есть конторы, есть склад… Увидим. Увидим, как все обернется. И не расстраивайся, потому что для тех, кому везет и у кого голова на плечах, там земля обетованная, там в два счета можно разбогатеть. До скорой встречи.

И он вышел, тихонько прикрыв дверь.

Алберто поднялся, налил в таз воды и, черпая ее пригоршнями, ополоснул лицо раз, другой, еще и еще. Его бросило в жар при одной мысли о такой резкой перемене в жизни.

Его не привлекали эти сказочно богатые места, где оторванные от мира люди тяжким, изнурительным трудом добывали черное золото и куда цивилизация доходила, как далекое, почти неслышное эхо. Когда, приехав из Португалии, он высадился в Белене, каучук еще был в цене и, словно фетиш, завораживал всех тех, для кого деньги составляли основной смысл жизни. Многие из его товарищей, видя, что заработки здесь совсем не так высоки, как об этом по привычке твердят в Европе, покидали свои конторы и прилавки и направлялись в верховья Амазонки, надеясь на более щедрое вознаграждение, пусть даже оно ждет их в неведомых дебрях. Иногда и его манили водные дороги, пересекающие бескрайнюю сельву, но всякий раз инстинктивный ужас перед тем, что рассказывали о страшной лихорадке и о кочевой жизни в первобытных условиях, удерживал его в Белене. В те времена Амазония была притягательным центром бразильской земли, сюда стремились искатели приключений из всех частей света, потому что богатство здесь рисовалось легко достижимым с тех пор, как отвага заставила смолкнуть угрызения совести. Вместе со стадами, шедшими из северо-западного сертана, устремлялись к могучей сельве все авантюристы, ищущие золотые самородки в любом уголке земного шара. Но не в дремучие заросли отправлялись искать золотые россыпи эти люди без стыда и совести, — нет, эти пройдохи оседали в Белене и Манаусе и с фантастической ловкостью выкачивали деньги у тех, кто, рискуя здоровьем, а нередко и жизнью, зарабатывал их на каучуковых плантациях.

И его дядя так разбогател и купил уже две фермы в Португалии; то же случалось порой и с другими бедняками, не имевшими на родине ни кола ни двора; неожиданно они становились владельцами торговых компаний, настолько мощных, что в их распоряжении имелся целый флот гайол [3] Гайола — небольшой речной пароход. в лабиринте протоков Амазонки. А тем, кто растрачивал свое здоровье и жизнь в амазонской сельве, они продавали за пятьдесят то, что стоило десять, и покупали у них за десять то, что стоило пятьдесят. И когда какому-нибудь из таких простаков все же удавалось вырваться из рук этих грабителей и он, довольный собой и потрясенный знакомством с городом, останавливался по дороге на родину где-нибудь на границе штатов Мараньян или Сеара, там его уже поджидали Маседо и другие хозяева; они и раньше обирали его, когда он еще направлялся в сельву, а теперь норовили очистить до нитки. В ход пускалось все: от распространенной карточной игры «в красненькую», где сначала ему давали выиграть, а под конец обставляли, до простого грабежа, когда его, мертвецки пьяного, обирали.

И вот нежданно-негаданно этот бедняга, уцелевший после доброго десятка лет, которые он провел в сельве, борясь с неумолимой природой, чтобы заработать денег на возвращение, оказывался ни с чем, часто даже не понимая, как же его обобрали. Снова нищий, с неотступной тревогой о семье и о своем клочке земли, там, на родине, он, заглушив в душе тоску и горестное сознание, что время потрачено впустую, возвращался на плантацию без гроша в кармане, как и тогда, когда он впервые попал в Бразилию.

Все пристани от Белена до Манауса были свидетелями подобных житейских крушений, жертвами которых оказывались эти неотесанные, простодушные люди, с беспримерным мужеством покорявшие непроходимую и безжалостную сельву.

В то же самое время мошенники-торговцы, опьяненные внезапным изобилием, раскуривали сигары с помощью ассигнаций и кичились своими состояниями с крикливостью, присущей авантюристам. Они не пускали там корней, а, разбогатев, возвращались в те края, откуда прибыли, предаваясь новым честолюбивым вожделениям. Жизнь их протекала тут в барах, в случайных встречах, как это бывает с людьми, не обремененными ни семейными, ни другими узами. В поисках быстрой наживы, влекомые золотой путеводной звездой, сюда потянулись женщины со всех углов планеты, превращая Белен и Манаус в рай космополитической проституции. И весь этот «Эльдорадо», где фантастическая Маноа Хуана Мартинеса воплощалась в реальность, питался кровью, которую несчастные парии превращали в золото в таинственных дебрях сельвы.