Орхан Кемаль - Мстительная волшебница

Вместе с армией арабов дошла женщина до крепких стен старой Византии. Во дворе галатской мечети варила солдатам мучную похлебку и с тех пор осталась в Стамбуле.

Спустя годы она целовала копыта коня султана Фатиха-Завоевателя, угощала прохладным шербетом его воинов — и все это для того, чтобы отомстить Тутанхамону. Султан Мехмед Фатих сказал ей: «Зайди, когда у меня будет свободное время». Но свободного времени у него так и не нашлось. А однажды он взял да умер.

Те, кто правили после него, не очень-то интересовались делом женщины. Передали жалобу в Высший совет, положили в долгий ящик. Она и поныне там.

Но старая арабка, негодуя, ждет. Упрямо, гордо ждет. Знает, настанет день, когда из-под сукна извлекут все жалобы, покрытые вековой пылью, и людям возвратят их права.

…Сегодня утром я снова встретил ее. И снова вспомнил все. Я подошел к ней. Хотел подать пять курушей, но она с ненавистью взглянула на меня, словно хотела сказать: «В милостыне не нуждаюсь. Я жду, жду, чтобы получить сполна все, что мне причитается!»

И что бы ни говорили, настанет день, когда эта терпеливая женщина вырвет у Тутанхамона свои права, и он горько поплатится за ее вековые страдания. Я верю в это.

Наконец ему удалось устроиться в одну из больниц. Он долго был безработным и потому с радостью согласился исполнять обязанности кастеляна и кладовщика. И все это за сто двадцать лир в месяц. Он очень боялся потерять с таким трудом найденное место, и потому, когда неожиданно хлопала дверь или раздавался гневный голос главного врача, у него подкашивались ноги.

Он познал горькую участь безработного… Возвращаясь домой в ночную непогоду, он бесшумно открывает дверь и бесшумно ее закрывает. Виновато пряча глаза, он снимает стоптанные ботинки, в мокрых носках проходит в комнату. Жена ни о чем не спрашивает. Сынишка, встав на колени возле матери, низко опускает голову и перебирает ее пальцы, чтобы не встретиться взглядом с отцом. Отец с тоской смотрит на мальчика — он не может дать ему крохотной шоколадки. Глазенки сына кажутся ему еще более запавшими, его охватывает ужас при мысли, что ребенок может заболоть туберкулезом.

А если так случится? Денег, чтобы спасти сына, у него нет. А о том, как трудно добиться помощи у Общества по борьбе с туберкулезом, он слышал от людей, толпившихся перед дверями Общества.

Жена укладывает сына, ласково гладит его мягкую светлую головку. На улице шумит дождь, завывает ветер. Как он боится таких ночей!

…У него не было склонности к интригам, он не умел кому-то понравиться, добиться большого оклада. Его вполне устраивали эта маленькая комната, колченогий стол, треснувшая чернильница, ветхая скамейка. Он был согласен ходить на работу пешком по длинным темным улицам, уставать, потеть под солнцем, мокнуть под дождем, болеть, лишь бы его не лишали возможности заработать на кусок хлеба и на крохотную шоколадку для сына.

Однажды в конце рабочего дня в комнату без стука вошел небольшого роста худой человек и, обращаясь к Муаммеру, который заполнял ведомости, сказал:

— Здравствуй, Муаммер.

Муаммер — это он. Но кто этот незнакомец? Может быть, бывший сосед или школьный товарищ?

— В таких случаях принято предложить стул, заказать кофе. Не так ли, Муаммер? — продолжал вошедший.

— Да, но… разве мы знакомы? — спросил Муаммер.

— Это неважно. Важно другое, знаешь что? Что мы получаем зарплату из одного источника.

— Странно.

— Сказать еще более странное? Пожалуйста: с прошлого года жизнь в этом городе очень вздорожала. Не сравнить даже с Анкарой.

— Да, но…

Незнакомец подвинул скамейку, сел, положил ногу на ногу.

— Сначала пойди, прикажи принести кофе, — сказал он.

Удивленный Муаммер вышел, заказал кофе.

— А теперь дай сигарету!

Муаммер положил перед ним пачку. Незнакомец достал одну сигарету, а остальные опустил в карман:

— Забыл захватить сигареты. О чем это я говорил? Да… С прошлого года жизнь в городе очень вздорожала, не сравнить даже в Анкарой. Э-э-э… Сюда я приехал с семьей. Правда, останусь недолго, всего лишь месяц, отпуск. Но ведь дом… нужен сахар, рис… Ну что еще там… Мыло, мука… Как я узнал, ты одновременно кастелян и кладовщик. Дело это доходное, к тому же в пай ни с кем не входишь. — Маленькие глаза незнакомца засветились зелеными огоньками и испытующе глянули на остолбеневшего Муаммера.

О каком пае он говорит? С кем надо делиться? Почему это дело доходное? Или здесь так принято? Да кто же он — этот человек?

— Слушай, Муаммер, — продолжал незнакомец категорическим тоном, — короче говоря, свой отпуск я с семьей намерен провести здесь. Ты должен поделиться с нами!

— Как?!

— Очень просто. Масло, рис, горох, чечевица, мука. Ясно, что тут спрашивать!

Сердце Муаммера забилось в предчувствии беды. Уж не инспектор ли? Не проверяет ли?

— Долго думаешь, Муаммер-бей!

— Да кто же вы такой?

— Это не имеет значения. Я же сказал, что зарплату мы с тобой получаем из одного источника… кастелян и кладовщик одновременно… Разве мало? В твоих руках доходное дело.

— Доходное дело?

— Ну да.

— Думаешь запугать меня? — Муаммер глядел на незнакомца ничего не видящими глазами. Огромный нос, веснушки.

— Твой предшественник тоже так говорил. Смотри, конечно, тебе виднее, Муаммер-бей. Я сейчас вот пойду, как это я сделал прошлым летом, когда был твой предшественник, и кому следует скажу что следует.

— Разве поверят?

— Должны поверить. Известно, что слон больше верблюда.

Муаммер молчал.

Незнакомец поднялся. Не клюнуло. Если на этом не кончить, можно нажить беду.

— Ну будь здоров! — помедлив, сказал он и ушел.

Муаммер замер от страха. Стучало в ушах. Вдруг незнакомец пойдет к кому нужно и скажет: «Ваш кастелян уносит домой…». Или черкнет пару строк в министерство… Прогонят с работы и тогда… снова пронизывающая насквозь ночная непогода… Он возвращается домой, бесшумно открывает дверь и бесшумно ее закрывает. Виновато пряча глаза, он снимает стоптанные ботинки и в одних носках проходит в комнату. Перед ним черные, глубоко запавшие глаза сына… Может, ему следует что-то предпринять? Пожалуй, да. Но что? Муаммер кинулся вслед за незнакомцем.

…Незнакомец, идя вдоль улицы, уже освещенной электрическими огнями, думал: «Не клюнул. Вроде Хюсию из Анкары. Но тот нажал на кнопку звонка, поднял шум. Этот оказался тихоней. Да, но все-таки кастелян и кладовщик. Не может быть, чтобы левого заработка не имел. Дело доходное».

Дойдя до угла, незнакомец оглянулся. За ним торопливо шел Муаммер. Вот так да! Незнакомец повернул за угол и со всех ног бросился бежать. Его подгоняло все возраставшее чувство опасности. По обеим сторонам дороги разрушенные кирпичные заборы. Вдруг путь преградила полная воды канава. Он прыгнул. И… беда — расшиб ногу! Что ж, так вот и угодить в тюрьму за шантаж? Не любил он это грязное дело, но как-то свыкся. Не мог обернуться на крохотную зарплату, годами не удавалось вырваться из нужды. Это уже вторая неудача. Как болит нога! Не то что бежать, идти нет сил!.. Он устремился в открытую дверь заброшенной конюшни. Здесь было тепло, пахло навозом. Кружилась голова, спирало дыхание. Он присел у разбитого окна и с радостью увидел, как Муаммер пробежал мимо по направлению к проспекту.