Э Кэнтон - Аврелия

В это время епископ обратился к присутствующим со следующими словами;

— Братья мои, мы получили послание от Иоанна, единственного апостола Христа, который еще жив. Он извещает, что через непродолжительное время будет среди нас.

Это известие вызвало приятное волнение среди верующих.

— Братья мои, — воскликнул старец, — возлюбленный ученик в своем послании проповедует нам прежде всего творение милостыни во имя Господа Иисуса Христа и любовь к справедливости. Любите друг друга, имейте единое сердце и душу, и вы исполните закон. Таковы слова, которыми он укрепляет вас в вере в слово жизни. Да, братья, любите людей в нищете и в страданиях, пусть каждый из вас поддерживает того, кто слаб, утешает огорченных, облегчает бедных, и он будет жить!.. А теперь, — добавил старец, — пускай приблизятся оглашенные.

Четверо лиц, мужчина, женщина и двое молодых людей, появились вскоре в собрании и были приведены к стопам пастыря. Легко было узнать, что эти четверо лиц принадлежали к одному и тому же семейству.

— Флавий Климент, — сказал старец, обращаясь к главе семьи, — одна из наших сестер во Христе, Флавия Домицилла, твоя родственница, известила нас, что ты желаешь получить благословение Божье и принять веру христианскую вместе с женой и обоими сыновьями. Тверд ли ты и тверды ли они в этом решении?

— Да, Анаклет, — ответил Флавий Клемент.

И те, кто был с ним, тоже сказали:

— Мы тверды.

— Флавий, ты занимаешь высокий пост и со своей супругой считаешься самым близким родственником императора. Оба твоих сына — будущие кесари. Всем этим придется пожертвовать ради новой религии. Можете ли вы это исполнить?

— Да! — воскликнули в один голос все четверо.

— А если понадобится, можете вы и жизнью пожертвовать? — продолжал епископ.

— Мы готовы запечатлеть нашу веру своею жизнью, — повторили они, объятые горячим воодушевлением.

Анаклет сделал над ними крестное знамение и возложил на них руки. Он им сообщил, что, прежде чем быть принятыми в число верующих через крещение, они должны основательно изучить все таинства и жить, исполняя в точности все заповеди христианской религии.

Потом, обращаясь к собранию, епископ воскликнул:

— Братья мои! Наступил момент для совершения святой вечери. Преломим хлеб жизни и будем пить чашу спасения!

Все присутствующие сделали земной поклон. Затем после таинства причащения все обменялись поцелуем мира, и настали минуты религиозного умиления. Был слышен только шепот молитв и глубокие вздохи.

Цецилия ничего не понимала, что происходило на ее глазах. Она чувствовала только, что совершалось великое религиозное таинство. Пресвитер предложил и ей хлеб и вино. Она отказалась, потому что считала себя недостойной вкусить этой святой пищи или омочить уста в этой чаше. Удивленный пресвитер спросил ее, принадлежит ли она к числу верующих.

Она ответила, что она дочь Цецилия. В толпе послышался ропот. Никто не знал, как она могла проникнуть в собрание верующих. Пресвитер сообщил об этом епископу. Тот спросил громким голосом, кто решился ввести сюда непосвященную. Олинф подошел и сознался, что это сделал он.

— Эта молодая девушка, — сказал он, — та, которая обходит наши жилища уже давно, чтобы облегчать горести наших братьев и осушать их слезы. Это та девушка, которой моя мать, бедная и престарелая Евтихия, обязана жизнью, и, когда сейчас я встретил ее возле нее, мне показалось, что Сам Бог внушил мне мысль проводить ее. Она уже наша сестра — по своей благотворительности; надеюсь, что она будет такой же и по вере.

— Ты хорошо поступил, Олинф, и я тебе прощаю грех, — сказал епископ. — Эта молодая девушка нам небезызвестна, мы уведомлены о ее благодеяниях, оказанных нашим братьям. Именем Христа мы ее благословляем!

Престарелая женщина подошла тогда к Цецилии.

— Дитя, — сказала она, — ты достойна узнать Бога, которому мы служим. Он живет в тебе, внушая сострадание и любовь к тем, которые страдают. Приходи, я обучу тебя Его закону.

Слова этой старой женщины были полны ласки и нежности, они глубоко тронули сердце Цецилии.

По окончании служения толпа разошлась. Цецилия следовала за бедной женщиной, которая держала ее за руку, пожимая ее с любовью.

Молодая девушка решительно ничего не понимала из того, что вокруг нее происходило и чему она сделалась случайной свидетельницей. Консул, знаменитая матрона, двое молодых кесарей… все это презрение их к земному величию, готовность запечатлеть смертью свою веру наполнили ее душу восторгом и удивлением, которых она не в состоянии была скрыть.

— Займи место рядом со мной, дорогое дитя, — сказала ей старуха, прерывая ее размышления.

Цецилия увидела, что они добрались до другой части грота, где новое зрелище предстало ее глазам.

Во всю длину подземелья, по обеим сторонам, были поставлены два стола с самыми простыми блюдами: кусками хлеба, яйцами, молочными продуктами, мясом и фруктами. Мужчины направились к одному столу, а женщины сели за другой. На кресле, возвышавшемся над другими, поместился епископ. Он сидел за столом мужчин. За другим столом старуха еврейка, сопровождавшая Цецилию, также села на скамью, несколько возвышавшуюся над остальными.

Епископ поднялся, благословил пищу, и тогда началась общая трапеза. Все обращались друг к другу вполголоса и с полной предупредительностью.

— Это наши агапы, или вечери любви, — сказала старуха Цецилии, — мы устраиваем их всегда после совершения святого таинства, чтобы крепче закрепить узы, нас соединяющие, и чтобы нам напомнить, что все между нами должно быть общим.

Молодая девушка заметила, что эта престарелая женщина, говорившая с ней с нежностью матери, была предметом уважения со стороны всех присутствующих. Сам епископ оказывал ей особенное внимание, когда она обращалась к нему. Цецилия также с удивлением увидела, что Флавий Климент и его оба сына прислуживали за столом мужчин, в то время как его жена и другая матрона, внешность которой указывала на ее высокое происхождение, исполняли ту же обязанность у женщин. Она вспомнила сатурналии, где хозяева исполняли обязанности прислуги у своих рабов, и матроналии, где римские матроны поступались своей гордостью в продолжение нескольких дней; но она никогда не слышала, чтобы консулы, их жены и престолонаследники подвергались подобным испытаниям.

Старуха, сидевшая с ней, как будто прочла ее мысли и сказала своей молодой подруге:

— Дорогое дитя, между нами великие мира сего могут подчиняться малым. Бог наш принижает могущественных и ободряет слабых. Вот и я — самая слабая и беднейшая, а мне воздают некоторые почести. Уважают также во мне дочь апостола, которого Христос сделал краеугольным камнем своей церкви. Меня зовут Петрониллой; я — дочь апостола Петра, который был призван, несмотря на то, что был смиренным рыболовом. Дитя, позже ты поймешь лучше эти вещи. Запомни мое имя и всякий раз, когда у тебя появится желание поделиться мыслями, приходи ко мне.