Мариана Фриджени - Лудовико по прозванию Мавр

К Венецианской республике он не испытывает ничего, кроме отвращения. В последнее время итальянское равновесие зиждилось на союзе между Миланом Сфорца, Флоренцией Медичи и Светлейшей Республикой. Лудовико без колебания отверг этот шаблон. С трепетом и наслаждением вслушивается он в гулкую тишину, установившуюся в зале после его программного заявления. Таков его стиль. Он великий искусник. Умеет выдержать паузу. Впоследствии, в ходе беседы с флорентийским послом, глядя прямо ему в глаза, он поставил вопрос:

— Что случилось бы, останься Венеция в одиночестве?

О, сам-то Лудовико прекрасно знает, что случилось бы, именно этого он и желает: Милан сблизился бы с папой и неаполитанским королем. Именно с ними ведет Лудовико переговоры во имя «справедливого и прочного мира». Желая доказать королю Фердинанду серьезность своих намерений, Лудовико сделал своим кондотьером Сансеверино.

Лоренцо Великолепный весьма встревожен. Рушится система союзов. В этом и состоит цель беспринципной политики, проводимой Лудовико Мавром. С тех пор как Лоренцо удалось утопить в крови заговор Пацци, повесив трупы своих противников в оконных проемах в назидание флорентийцам, он повел себя как полновластный хозяин города. В то же время Лоренцо как никогда остро ощущал свое одиночество. Он попытался было повлиять на ход событий итальянской политики эпохи Возрождения, однако изо дня в день ему приходилось убеждаться в том, что опрометчивые шаги Лудовико Мавра и его самого опасного врага папы Сикста IV и неаполитанского арагонца опрокидывают все его начинания.

— Я не желал бы отказываться от союза с Венецией, — заявил Лоренцо, обращаясь к Совету, и в голосе зазвучала искренняя тревога.

Тем не менее он был вынужден предъявить Совету письмо, которое Лудовико написал ему 7 ноября 1479 года. В своем послании Лудовико предупреждал Лоренцо о превратностях пути, который, по его мнению, неизбежно привел бы Флоренцию к гибели, а других итальянских государей поставил бы на грань катастрофы. При этом Мавр лицемерно подчеркнул, что сам он весьма сожалел бы, обернись дело таким зловещим образом. Итак, синьор Милана потребовал от Лоренцо оставить всякую мысль о союзе с Венецией.

Однако Лоренцо был политиком слишком искушенным в интригах, чтобы не понять: кое-что и в самом деле изменилось в системе итальянского равновесия. Венеция переживала полосу трудностей, и было бы бесполезно закрывать на это глаза.

— Война слишком затянулась, и в этом главная опасность, — продолжал Лоренцо свое обращение к Совету. — Если война еще продлится, то я не берусь удержать в повиновении флорентийцев. Желая жить наконец спокойно, они пойдут на все, чтобы прекратить войну, и выбьют государство из моих рук.

Посол короля Франции в Неаполе Пальмье, тонкий и ловкий политик, ощущавший себя в обстановке интриг как рыба в воде, писал Лоренцо: «Король Неаполя готов подписать мир. В отношении Флоренции он настроен положительно и ожидает вашего визита с нетерпением, чтобы обсудить условия продолжительного и взаимовыгодного сосуществования».

Лоренцо и не мечтал, что ему представится случай воспользоваться столь щедрым подарком благосклонной фортуны. Теперь он мог сыграть роль арбитра судеб Италии. 6 декабря 1479 года в сопровождении пышной свиты Медичи оставил Флоренцию. В порту Пизы его уже ждали неаполитанские галеры, посланные Фердинандом. Неаполитанцы со всеми почестями встретили государя Флоренции. Прием был настолько великолепен, что даже привыкший к изыскам Медичи, сам умевший устраивать великолепные празднества и обеспечивать ликование народных толп, человек, воспитанный на Полициано и Пульчи, был потрясен и растроган.

Король Фердинанд встретил Лоренцо самым сердечным образом. Неаполитанский монарх повел себя по всем правилам дипломатического искусства. Внешне чрезвычайно, быть может, чуть-чуть сверх меры дружелюбный, он умел, когда надо, быть жестоким и неуступчивым.

— Мы не намерены отступать с территорий, занятых нашими войсками, — заявил он Лоренцо. — Бывшие флорентийские владения, занятые моими войсками, отныне считаются моими владениями и собственностью сьенцев — моих союзников. Кроме того, Неаполь сохраняет за собой свободу действий в том, что касается государей Романьи. Генуя же должна быть основным членом новой лиги.

Медичи потрясен, но вынужден признать, что иного выхода у него нет. Папа Сикст IV по-прежнему его заклятый враг и предпримет все что угодно для того, чтобы сбросить Медичи с трона. Единственный способ нейтрализовать его враждебные выпады — пойти на соглашение с Неаполем. Кроме того, Лоренцо прекрасно осведомлен о том, что флорентийцы устали от войны. Последние поражения, а главное — потеря Поджи-Бонзи и Коль-Валь-Д’Эльса, ввергли народ в отчаяние. Флорентийцы уже во весь голос требуют мира. Вернуться во Флоренцию с пустыми руками, не оправдав народные чаяния, было бы крайне опасно. Вот почему Лоренцо согласился на тяжелый компромисс.

На этот раз, однако, о своем несогласии заявил Лудовико Мавр. Его послы-соглядатаи в самых тонких подробностях разъяснили ему, каким образом проходят переговоры при неаполитанском дворе. Лудовико дал волю своему гневу:

— Нет, я не могу одобрить сговор, который эти люди задумали в ущерб Милану! Не мне отказываться от основных завоеваний миланской политики, от достигнутого за последние пятьдесят лет. Генуя всегда была в сфере влияния миланских герцогов. Если она войдет в новую лигу на правах полноправного члена, то, таким образом, генуэзцы еще возомнят, что они и в самом деле имеют право на независимость. Нельзя также и предоставлять неаполитанскому королю свободу действий в Романье. Милан неизменно имел свои собственные интересы, чтобы оставить эту область такой, какая она есть, — разъединенной, расчлененной, ослабленной. Главное — сохранить наш контроль.

В большой тревоге Мавр писал письма своим послам в Неаполь — Пьетро да Калларате и Анджело Таленги. Он потребовал, чтобы послы настаивали на соблюдении интересов романьольских синьоров, препятствовали вступлению Генуи в новую лигу. Кроме того, Лудовико был вынужден также считаться с пожеланием папы. Сикст IV понимал, что Лоренцо еще слишком силен в своих пределах. Весьма неохотно он снял свое требование об удалении Великолепного из Флоренции. Однако в одном пункте папа проявил неуступчивость. Если Медичи желает мира, то пусть совершит покаяние. Он должен понести наказание за свое высокомерие. Пусть придет в Рим пешком!

Сложное переплетение итальянских интересов побуждало всех, за исключением Мавра, искать мира. Даже воинственный король Неаполя осознал, что ситуация сложилась взрывоопасная. Он хотел бы избежать обострения. Мир был необходим как воздух!