Мариана Фриджени - Лудовико по прозванию Мавр

Беатриче де Контрари почувствовала, что герцогиня как бы невзначай все теснее прижимается к ней, и пошутила лукаво:

— Мадонна, я вижу, ты уже совсем отогрелась. Дальше — мужское дело. Увы, нет у меня того пламени, которым смог бы возжечь твой костер герцог. — Потом помолчала и с любопытством взглянула на столь прекрасное вблизи лицо герцогини. Она и в самом деле мирно задремала у нее на груди. Счастливая детская улыбка блуждала в уголках губ.

Бесприютная ветреная ночь на реке. Странная ночь. Колючие волны холода иглами пронзали нутро корабля. Изо всех щелей дуло ледяным сквозняком. Предприимчивая компаньонка Изабеллы д’Эсте привлекла к себе герцогиню, видевшую первые сны, и сжала ее в страстном объятии.

— Боже, как она хороша! — пробормотала фрейлина, задыхаясь от жаркого волнения, и еще крепче обняла ее.

Ветер выл, хлюпал ледяными волнами. Мороз хозяином гулял по промозглым каютам. Только два человеческих существа нашли успокоение в объятии, длящемся целую вечность. Так фрейлина и герцогиня провели всю ночь, пока не засинел над рекой тяжелый зимний рассвет. Ночь, прошедшая в самозабвении, растаяла.

Лудовико нетерпеливо всматривался в даль. На горизонте наконец появился празднично украшенный бучинторо. Лудовико взволнован: что сулит ему встреча с пятнадцатилетней Беатриче д’Эсте? Вскоре корабль, над которым развевались вымпелы Милана и Феррары, причалил к пристани. Сильный холодный ветер, выхолаживающий душу, дул над рекой. В воскресенье 16 января 1491 года Беатриче, резвый, любопытный подросток, первой сошла, нет, сбежала на берег Ломбардии. Отныне эта земля должна была стать ее второй родиной.

— Мне говорили — ты само очарование! — приветствовал невесту восхищенный Мавр. — Но слова бледнеют перед яркой действительностью!

Леонора д’Эсте с нескрываемым удовольствием рассматривала своего зятя. Его хищный орлиный профиль, повадки пирата, в общем-то, ей импонировали. Известно, рыбак рыбака видит издалека. Лудовико покорил ее с первого взгляда. Легкий и непринужденный поклон — настоящий государь великого герцогства!

— Надеюсь, путешествие не очень вас утомило, мадонна. Правда, я вас предупреждал. — Нотка иронии прозвучала в этом элегантном упреке герцога. Он дал понять Леоноре д’Эсте, что прибытие ее в общем было неуместно.

Щеки Беатриче пылали пунцовым огнем. Со всех сторон на нее были направлены изучающие взгляды. Сколько любопытных глаз оценивали ее фигуру, лицо, манеру держать себя. Но замешательство Беатриче длилось не дольше мгновения. Она радостно вскрикнула, завидев прекрасного коня, которого слуги подводили к ней.

— Мадонна, — обратился к ней Лудовико, — в замке Павии вас заждались. Нам следует торопиться. Стол уже накрыт.

— Я предпочитаю, как это ни странно, путешествовать в покойной карете, — вступила в разговор мать, Леонора д’Эсте. — Верховая езда, знаете ли, для молодых, — закончила она свою тираду. В ее словах явственно звучала лукавая ирония. При этом Леонора д’Эсте выразительно взглянула на свою пятнадцатилетнюю дочь, а затем на тридцативосьмилетнего жениха.

Беатриче, Изабелла и двенадцать фрейлин с удовольствием совершили легкую верховую прогулку до Павии. Вокруг расстилались сжатые ледяной зимой опустевшие поля. У ворот замка их встретили две девушки, которым было поручено оказывать прибывшим гостеприимство. На их лицах расцвели белозубые улыбки. Одну звали Гризельдой, другую — Беатриче Сфорца. Они должны были препроводить невесту Беатриче в ее апартаменты. Горячая ароматная ванна уже ждала ее. Невесту следовало хорошенько отогреть после восемнадцати дней утомительного путешествия среди зимы.

Альфонсо торопил события. Ему не терпелось поскорее прибыть в Милан, познакомиться со своей суженой. Но широкие, просторные дворы павийского замка, которые только что были очищены от свежевыпавшего снега, манили его. Известно, в четырнадцать лет трудно устоять перед соблазном погонять упругий мяч на просторе.

— Дядя Лудовико, — предложил он герцогу, — давай поиграем, ну хоть немного, в мяч. Все равно женщины еще не готовы к ужину.

Часовня была со вкусом и празднично украшена. Сердце Лудовико сжалось в комок от умиления. Это у него-то, человека, который, казалось, давно привык ко всяким неожиданностям. Гул восхищения волной прокатился в толпе собравшихся гостей. В сопровождении своей гордой матери Беатриче уверенным шагом направилась к алтарю. Единственное ее украшение — последний подарок, полученный совсем недавно от жениха. Жемчужное колье, сто двадцать крупных жемчужин, перевитых золотой нитью и оттененных сверкающими рубинами. Ее белый подвенечный наряд был ослепительно богат и торжествен.

Дамы и кавалеры, приехавшие из Феррары и Мантуи, были столь многочисленны, что за их спинами почти не было видно миланцев. В момент, когда Лудовико стал надевать обручальное кольцо на палец невесты, он заметил — она вдруг побледнела. По завершении церемонии он решил показать ей сокровища замка. Лудовико очень хотелось показать ей фрески, воспроизводившие исторические сцены и драматические эпизоды герцогской охоты. В этом способе художественного осмысления жизни, казалось ему, был выражен весь ее смысл. Беатриче непременно должна увидеть эти фрески!

— Видишь, это великий поэт — Петрарка. Произносит свою знаменитую речь, — объяснял Лудовико молодой жене, — а вот и оружие, принадлежавшее Висконти и Сфорца, — мечи, алебарды, острые кинжалы… А вот, взгляни, какие изумительные часы! Их построил для нас Джованни Донди. С тех пор знаешь как его прозвали? Джованни-часовщик! Он шестнадцать лет собирал механизм. Смотри, смотри! Часы отмечают движение всех планет, Солнца, указывают время дня и ночи, смену месяца, года.

Бал продолжался, несмотря на то что на башне замка уже давно пробило полночь. Затем молодые удалились в опочивальню…

Лудовико пережил в своей жизни немало любовных приключений. Но в этот момент он как бы предощущал, что эта брачная ночь будет необычной. Он с нежностью глядел на юное существо, прикорнувшее на огромном супружеском ложе. Лудовико был не в силах оторвать глаз от ее красоты. Но какое-то смятение поселилось в его душе.

— Беатриче… Беатриче… шептали его пересохшие губы чуть слышно, призывно. — Теперь ты моя… моя…

Он попытался было привлечь ее к себе, овладеть ею… Из ее больших открытых глаз будто брызнули искры. Она нежно прильнула к его могучей, мускулистой груди. Но вдруг, словно чего-то испугавшись, отпрянула.

— Милый, милый… К чему спешить… Не сейчас… Потом…

Шли часы первой брачной ночи. Беатриче по-прежнему была такой же невинной и девственной, какой и вошла под эти своды. Но с опытностью гетеры она не давала прекратиться любовной прелюдии. Она искусной рукой поддерживала сжигавшее мужа пламя желания. На губах ее играла чарующая, колдовская улыбка. Иногда ее полные, сочные губы вдруг вздрагивали, словно ища чего-то и не находя. Словно невзначай, она угадывала его самые сокровенные, распаленные фантазией Эроса желания.