Мариана Фриджени - Лудовико по прозванию Мавр

На Соборной площади были воздвигнуты огромные подмостки. В присутствии духовенства и двора в торжественной обстановке был повторен обряд венчания. Бьянка Мария, как обычно, позаботилась о всех подробностях церемонии. 4 июля молодожены въехали в Милан. Народное ликование было обеспечено. Со всех концов Италии на торжества съехались государи и великолепные придворные дамы. Милан становится одним из самых престижных европейских дворов. Сфорца по праву гордятся своими прекрасными дамами, обладающими скромной, но изысканной красотой, неуловимые и неповторимые черты которой идеализирует в своих портретах Леонардо. По случаю бракосочетания Галеаццо в Милан прибыли самые известные и самые прекрасные представительницы аристократических семейств Ломбардии. Их было бы еще больше, если бы в последний момент празднику не помешала чума.

Среди приглашенных были Друзиана, сестра Галеаццо и Мавра, Беатриче д’Эсте, дочь Никколо III и жена Тристана Сфорца, «королева праздника», Антония даль Верме, жена другого брата герцога Сфорца, Маргерита Коллеони, жена Джанджакомо Тривульцио, Элизабетта Висконти, жена первого министра двора Сфорца — Чикко Симонетты, Маргерита Бусти, жена Фацио Галлерани и мать блистательной Чечилии, ставшей впоследствии самой известной возлюбленной Лудовико Мавра.

Весь Милан собрался на Соборной площади, чтобы принять участие в церемонии, происходившей на великолепно украшенных подмостках. 7 июля — кульминация торжеств. От жадных, любопытных глаз толпы не ускользнула ни одна подробность. Все любовались радостно возбужденным лицом невесты Галеаццо. Он повелел, чтобы празднества были ослепительно пышным зрелищем. Головной убор Боны вызвал бы удивление и восхищение даже при дворе великого турецкого султана: тончайший шелк был унизан 544 изумительными жемчужинами. Слезы брызнули из глаз Боны, когда она, склонившись над блюдом и чашей — даром жениха, — увидела драгоценную яшмовую шкатулку, украшенную тончайшей позолотой, с дорогой реликвией — частицей жезла Моисеева. Драгоценности, принесенные ей в дар женихом, были оценены в колоссальную сумму. Миланские ювелиры Кастелло Таверна и Луиджи да Сесто предположили, что эти сокровища стоят как минимум 200 дукатов. После венчания жених и невеста, сопровождаемые благословением народа, прибыли в замок Павии. Здесь они намеревались провести свой медовый месяц. Известнейшие живописцы Бонифачо Бембо и Костантино Ваприо украсили замок фресками, на которых были изображены сцены достопамятного венчания. (К сожалению, время не сохранило их работу.)

Галеаццо, как мы знаем, уже успел насладиться прелестями Боны в замке Виджевано. Но этот первый опыт не только не утолил его жажды, но и заставил желать большего. Образ юной женщины, очаровательные часы, проведенные с ней наедине, остались у него навсегда в памяти.

Наконец в Павии Галеаццо провел первую подлинную ночь любви с прекрасной Боной. Никогда прежде не испытывал он такого глубокого наслаждения. Желание его постоянно возрастало. В огромной опочивальне, украшенной фресками, изображавшими мифологические сцены, Галеаццо замер, залюбовавшись Боной. Глубоко потрясенный нежными и тонкими чертами ее лица в обрамлении золотых локонов, ее светлым и лучистым взглядом, ее тонкой, как бы излучавшей свет кожей, Галеаццо снял с суженой последнее покрывало из тончайшего шелка. Бона инстинктивно отшатнулась, защищая свое целомудрие.

Галеаццо заключил ее в нежные объятия.

— Бона, наконец ты моя!

— Ты мой господин! — слетело с ее губ покорное признание.

В ее словах не было и намека на стыдливое лицемерие. Смежив ресницы, она искренне любовалась величественным торсом рыцаря, мужественной и вызывавшей ответное желание красотой естества, которой обладали все Сфорца. Бона приняла его в себя.

20 июня 1469 года замок Аббьятеграссо был оглашен пронзительными криками новорожденного Джана Галеаццо. Отец был вне себя от радости. Он желал продемонстрировать Боне свою безграничную благодарность и принес ей в дар город Новарру. Мальчик должен получить самое высокое покровительство, и Галеаццо обратился к тому итальянскому государю, с которым был в наиболее близких отношениях, — Лоренцо Великолепному, синьору Флоренции, — с просьбой оказать честь и стать новорожденному крестным отцом.

В то время как миланский двор преисполнен великой радости в связи с рождением наследника, завершается жестокая драма жизни герцогини-матери. Бьянка Мария страдала от того презрения, с каким сын отнесся к ее опыту государственного управления. Она все еще не могла забыть того времени, когда муж, занятый военными походами, вверял ей правление наиболее важными городами герцогства.

Упрямство и агрессивность Галеаццо не позволяли матери проводить свою собственную политику. Отношения между матерью и сыном становились все более напряженными. Антонио Фоленго, посол герцога Мантуанского, так объяснял своему государю Лудовико Гонзага причины скверных отношений Галеаццо с матерью: «Прославленная мадонна не может не огорчаться поведением герцога Галеаццо. Действуя тихой сапой, в глубочайшей тайне от нее, он попытался заполучить несколько крепостей в окрестностях Кремоны. Подобный поступок не по вкусу его матери. Однако ей пришлось сделать вид, что она ни о чем не знает и даже не догадывается. Он же скверно обращается со своими братьями. Недавно Филиппо Мария чуть было не покинул пределы Ломбардии и не отправился к венецианцам. Только предусмотрительность матери помешала осуществлению этого плана. Желая выколотить как можно больше средств из своих подданных, Галеаццо укрыл в секретном месте список сорока четырех самых богатых своих дворян, которых решил обложить жесточайшей податью».

Если бы не преждевременная смерть, Бьянка, скорее всего, встала бы во главе мятежа, направленного против ее сына. Она была в полном отчаянии от его безрассудных жестокостей. Бьянка была готова выйти на площадь Милана и обратиться к народу с воззванием о поддержке. Народ, который ее любил, вряд ли остался бы глух к этому призыву.

Прежде чем отважиться на непоправимое, Бьянка решила укрыться в Кремоне, чтобы там обдумать свое новое положение. Сначала она отправила в Геную свою дочь Ипполиту, намеревавшуюся возвратиться в Неаполь. Затем Бьянка из Серравалле отправилась в Тортону, где неожиданно заболела лихорадкой. Шесть дней провела она в постели. Полагая, что уже выздоровела, Бьянка направилась в Мелиньяно, но там снова почувствовала себя нездоровой. Болезнь ее быстро прогрессировала.

И вот она одна в огромной опочивальне, вдали от своего Милана. Бьянка поняла, что судьбе угодно прекратить ее жизнь в сорок три года. Что ж, жизнь она прожила наполненную, ей удалось раскрыть свой талант глубокого понимания того, к чему она была призвана в мир. Исповедник, брат Микеле Каркано, не скрывал от нее, что час пробил. Бледный отсвет улыбки на мгновение осветил мертвенное лицо Бьянки. Она попросила соборовать ее и воскликнула: «Господь призывает меня к себе, следует повиноваться!»