Фернандо Намора - Огонь в темной ночи

Председатель тут же почувствовал атмосферу недоверия.

Достаточно опытный, чтобы понять, что необходимо снова разжечь толпу, объединив ее общим делом, где бы все почувствовали себя равно безответственными, он попытался воспользоваться для этого знакомой всем житейской историей.

— Раз уж речь зашла о петушках, то хочу довести до вашего сведения, что на днях произошел курьезнейший инцидент. Это второй пункт, стоящий на повестке дня нашего собрания. — По тону, каким ветеран произнес эти слова, собравшиеся догадались, что сейчас их выведут из состояния подавленности. Что их рассмешат. И новая выдумка председателя заставит их принять участие в такой затее, которая, нарушая монотонность университетской жизни, не будет иметь никаких опасных последствий. — Друзья! По соседству с нами находился курятник с упитанными курочками. Принадлежало это сокровище прославленному артиллерийскому капитану сухопутного мореходства. Так вот, случалось порой, что наседка-простушка, дабы упрочить молву о нашем гостеприимстве, взлетала в мрачное поднебесье университетского сада, взлетала, пухленькая и исполненная благородного достоинства, — председатель изобразил руками полет самонадеянной несушки, — и приземлялась прямо на плиту в нашей кухне. Обыкновенный визит вежливости. Как вы понимаете, ей всегда оказывали самый достойный прием. Так вот, коллеги… Что же, по-вашему, произошло?..

— Бедняжке варварски подрезали крылья?

— Вынули у нее яйца, прежде чем она отправилась в путь?

— Хуже!..

Зал снова загудел, но теперь все смотрели друг на друга без опасения.

— Хуже… Курятник заменили концлагерем, окруженным колючей проволокой, без воздуха и без места для прогулок.

— Ужасно!

— Отмщение!

— Исключается. Мы ратуем за непротивление злу насилием. Министерство юстиции единодушно решило проявить терпимость. Следуя его указаниям, я предлагаю послать дипломатическую ноту славному офицеру непристрелянных пистолетов. Вот пергамент… — Ветеран вытащил ролик туалетной бумаги и прочел громовым голосом: —«Сеньор капитан сухого пороха! У вашего превосходительства угрожающе ухудшился обмен веществ в организме. День за днем ваше тело хиреет. Но диета, на которую вы себя обрекли, наносит ущерб не только вам: все мы, как и ваше превосходительство, страдаем без курицы. Дайте крылья рожденной летать!»

— Принято!

— Я вижу, что представительное собрание поддерживает все рассмотренные нами вопросы. Пошли отсюда прямо к капитану, может быть, по дороге нам встретятся противники традиций. Мы должны укротить этих зверей, таков наш долг. Кто хочет взять слово?

Жулио решительно протиснулся между товарищами и взбежал на эстраду. Зал притих, охваченный любопытством. Чувствуя на себе любопытные или иронические взгляды собравшихся, Жулио смутился. Им его не понять. Напрасно он подвергает себя унижению. Но теперь, когда думать об отступлении уже поздно, надо поскорее любым способом взять над ними верх. На карту поставлено его самолюбие.

— Друзья… Боюсь, что я не обладаю достаточным красноречием и вы меня не поймете. Мне хочется вам сказать… Сегодня здесь говорилось о важных вещах, только, к сожалению, мы превратили серьезное обсуждение в клоунаду.

— Долой этого типа! Заставим его проглотить оскорбления!

Жулио воспринимал прерывающие его речь выкрики как пощечины, все его существо жаждало активного действия, которое дало бы разрядку напряженным нервам. Однако надо было до конца сохранять спокойствие, делать вид, что насмешки этих несознательных или просто наивных парней его не задевают.

— Я никого не оскорбляю. Я говорю от имени нашей Ассоциации и хочу затронуть вопросы, которые, нравится вам это или нет, касаются всех.

— Что это еще за вопросы? — с вызовом спросил председатель.

— Вы сами завели о них речь. Я только попытаюсь прояснить, как могу, ваши слова.

— Тогда проясняйте!

После того как председатель снова взял бразды правления в свои руки, собравшиеся притихли. Большинство почувствовало, что должно произойти нечто недоступное их пониманию, и потому предпочитало не вмешиваться в происходящее.

…— Насмешливый тон, в котором председатель собрания рассказал о случае в лицее, не кажется мне удачным, в нем нет конструктивного начала. Ирония в данном случае неуместна. Я не хочу этим сказать, что идеалом для молодежи должны быть заносчивость и высокомерие. Но ведь юмор и веселье совсем не означают несознательность. Времена изменились. Некоторые принципы, привычки, статуты нашей Ассоциации, прежде, возможно, и оправданные духом эпохи, теперь вызывают смех. У каждого исторического периода свои особенности. Беря на вооружение отжившие концепции, мы подвергаем себя риску исказить само понятие молодости. Боюсь только, что не все меня понимают, хотя…

Возврат к этой мысли явно был неудачным. Жулио признал это даже прежде, чем голос из толпы снова прервал его, захлебываясь от ярости.

— Только один вопрос: или наш оратор из семейства четвероногих, или мы лошади? Выбирайте, что вы предпочитаете, а не то выберу я!

И студент попытался протиснуться к сцене. Однако мускулистая рука Зе Марии перехватила его, пригвоздив к стулу. Жулио с трудом удержался, чтобы не ответить на дерзость. Теперь он уже не знал, что сказать: его аргументы, его энтузиазм разбивались, натыкаясь на безликую толпу, в глазах которой читалась примитивная жажда сенсации. Словно он стоял на арене цирка и пытался представлять мелодраму легкомысленной публике, привыкшей к забавным пантомимам. Или же причина неудачи в его неспособности увлечь слушателей? Что и говорить, Жулио чувствовал себя уверенно, лишь когда выступал перед доброжелательно настроенной аудиторией.

— Наши отцы получали университетские дипломы, не занимаясь ничем другим, как только драками и попойками, потому что ничего, кроме этого, от них и не требовалось. Но теперь, раз уж мы пришли в университет без неограниченных привилегий сюзеренов…

— Ну, это уже настоящий траурный марш, сеньор председатель… — прервал его чей-то грубый голос.

— Заткнут ли наконец глотку этому кретину? — снова напомнил о себе недавний оппонент Жулио.

— Да, наверное, я кретин, если нахожусь среди вас. В клетке все индивидуальности стираются. — И, опять взглянув на плотную, незнакомую массу черных плащей, Жулио продолжал: — Все мы частица огромного мира, и он не может допустить, чтобы университетская молодежь расходовала свой потенциал, энергию, свой ум и свои эмоции, пытаясь сохранить в неприкосновенности средневековые традиции. Заметьте, что безобидные на первый взгляд пустяки, кажущиеся наивными или смешными, могут обрести в определенный момент особое значение. Даже те, кто поощряет нашу обособленность от мира, который нас окружает, являя нам свои горести и надежды, — даже они преследуют свою цель. Эти люди опасаются, что мы начнем разбираться в событиях и вмешаемся в них с напористостью, которой трудно будет противостоять.