Николай Фробениус - Застенчивый порнограф

После завтрака он нередко испытывал удушье и потому предпочел ограничиться чашкой кофе с сухим печеньем, а потом вышел на террасу. Прошлой осенью он привел ее в порядок, покрасил и теперь часто сидел на открытом воздухе. Весеннее солнце сильно пригревало. Вообще-то он считал этот свет слишком ярким и резким, тем не менее у него вошло в привычку каждое утро проводить несколько минут на террасе, ему казалось, что он пронизан солнцем. Нелогичные привычки полезны. Ему доставляло удовольствие испытывать легкое недомогание, оно вызывало в нем необъяснимую радость. Терраса выходила в заброшенный садик. Он сел на старый плетеный стул и положил ноги на табурет. Несколько минут он сидел, впитывая солнечный свет и пытаясь вспомнить то, что видел во сне. В десять минут девятого он встал, подошел к перилам и посмотрел на дорожку внизу, до которой от дома было метров двадцать. Каждое утро в восемь десять — восемь пятнадцать по ней проходила школьница лет четырнадцати-пятнадцати, рыжая неуклюжая коротышка с маленьким двойным подбородком, с веснушками на носу. У нее был жирный животик, под пестрым джемпером торчали груди, как два мандарина. Были ли на ней брюки или юбка, одежда всегда плотно облегала зад. Ему нравилось смотреть на ее бесформенное тело, вызывающее в нем сладостный трепет и смутное желание защитить ее. Он знал, что она не замечает его. У него слегка кружилась голова, ее вид поднимал ему настроение. Она проходила внизу под ним, покачивая из стороны в сторону рыжей головой, а он воображал, как стал бы фотографировать ее лицо, если бы ему предоставилась такая возможность.

— Ааа, ааа, — произнес он нараспев.

Когда девчонка исчезла за кустами, он вдруг почувствовал странную тревогу и покрылся испариной, пошел в ванную, вымыл руки и ополоснул лицо холодной водой. Потом открыл шкафчик с лекарствами, достал из коробочки двухмиллиграммовую таблетку либрума и проглотил. Пока он что-то делал, ему удавалось держать память под контролем. Но стоило ему лечь отдохнуть, как он начинал вспоминать. Без снотворного (он перешел на разрешенный законом рухипнол) и либрума ему теперь редко удавалось уснуть. Сначала лезла в голову всякая ерунда — подошвы детских ботинок, жирные пятна, мамины уши, игра со спичками, униформа отца, запыленное окно, машина, гараж, девчонка с косой челкой. Но постепенно спокойная река воспоминаний всякой дребедени превращалась в нечто иное.

Перед ним ошеломляюще отчетливо возникал бетонный пол. Он с замиранием сердца разглядывал его крупинчатую структуру. Свет фотоламп ослеплял его. Он видел капли пота на щеках Себастиана Ногти на ногах Юлии. Колени. Ляжки, темное пятно лобка. Он переводит взгляд на рубашку Себастиана На его глаза. Ловит ее взгляд. Фотокамера. Бетонный пол. Ногти.

Фотографии штатных полицейских тоже имеют обыкновение покрываться пылью.

Его взгляд скользнул по спинке сиденья машины, пыльное, с пятнами грязи. Мир не что иное, как место свалки всякой дряни — пыли, дерьма, мусора, вещей, не годных к употреблению, и тех, что вот-вот придут в негодность. Он много раз повторял это, повторение успокоило его, усыпило, заставило фантазировать, он представил себе, что находится где-то в другом месте, в другой машине, а рядом с ним сидит незнакомая женщина, вокруг них — другой пейзаж, пинии, река, круглые валуны; вечереет, на душе у него покой, он знает, что сейчас произойдет нечто, что заставит время остановиться. Пыль всегда наводит его на мысль, будто случится что-то непоправимое. Но все было как прежде. Дорога. Запах пыли. «Мне надо пропылесосить и вымыть машину», — подумал он. Он проехал мимо центра телекома с рядом голубых окон. В одной витрине увидел рекламу — букет цветов и анус с тоненькими морщинками. Он нырнул в туннель и снова выехал на дорогу, яркий солнечный свет ослепил его. Он сам снял нечто похожее. Всего три дня назад, три дня назад! Ночью он вспоминал все, что хотел забыть, днем он забывал всякие мелочи. «Очевидно, это происходит из-за болезни. Важное я помню. Виной тому рак, он пожирает мой мозг». Он был уверен, что рак распространяется по его телу. Каждое утро он ощущал, насколько продвинулась болезнь. Эти мысли вызывали у него страх и в то же время сладостную, трепетную радость. Он уже много лет не был у врача. Доктор неоднократно вызывал его, но он каждый раз откладывал визит. Под конец письма от врача перестали приходить. Мысль о враче вызвала у него страх и апатию. «Весь наш род по материнской линии отличался плохой наследственностью, — подумал он, — мы не что иное, как жизнеопасная генетическая трясина». С него хватало того, что он знал, он не хотел, чтобы врач подтвердил это. Знал, что у него рак, что он умрет так же, как умерла его тетка. Ему не к чему выяснять подробности. Его бабка тоже умерла от рака. «Я тоже умру от этой болезни», — думал он. Он поехал дальше, через мост. На левой стороне дороги он заметил старуху с палкой. Она медленно тащилась по гладкому как зеркало тротуару. Он обогнал ее, остановил машину, вылез и подошел к старой женщине. Она робко посмотрела на него.

— Я охотно подвезу вас, — предложил он.

— Благодарю вас, молодой человек, — ответила она, — но я живу рядом, вон за тем углом, и прекрасно дойду сама.

И все же он взял ее за руку и потащил к машине. Она начала кричать и лупить его палкой, на которую опиралась.

— Успокойтесь, мамаша, — со смехом твердил он.

По другой стороне улицы шла молодая пара.

— Может, вам помочь? — вполне миролюбиво спросил парень и остановился.

— Спасибо, — улыбнулся Виго, — я справлюсь.

Молодой человек кивнул. Виго заставил старуху сесть в машину, швырнул ее на заднее сиденье. Она всхлипывала, крепко сжимая палку.

— Где ты живешь? — рявкнул Виго.

У нее затряслись руки, но она не ответила. Он ударил ее по лицу, и у нее изо рта потекла кровь, капая на сиденье. Он попытался успокоиться, взять себя в руки й уже сдержаннее повторил вопрос. Она, заикаясь, назвала адрес. Машина рванула с места, и голова старухи откинулась на спинку. Он покосился на нее, пытаясь представить, как она выглядела в молодости. Может, она была красивая? Он довез ее до дома, наклонился к ней и почувствовал слабый запах мочи. Виго открыл дверцу и сказал:

— Приехали!

Женщина с трудом вылезла из машины и пошла с согнутыми коленями к входной двери. Виго выскочил, схватил ее за руку, довел по гладкому тротуару до двери и втолкнул в полутемную безопасность холла. Когда он снова сел в машину, то почувствовал удивительное облегчение.

Фотомодель ждала его на углу улицы. На ней было кожаное пальто. Лицо у нее было очень бледное. Она помахала рукой и улыбнулась ему, как всегда улыбаются модели в предвкушении платы. «Желание заработать заставляет ее руку долго махать с такой легкостью», — подумал он. Она села в машину и сразу же начала без умолку болтать обо всем на свете — о яхте, о летнем отпуске… Внезапно он снова почувствовал себя ужасно усталым. Он прислушивался к ее голосу и думал о том, как будет снимать ее. В эту минуту ему не хотелось ни смотреть на нее, ни говорить с ней. Хотелось просто слышать ее голос и не отвечать. Под конец она замолчала. Они въехали в туннель. Маленький круг света в конце туннеля подал ему идею о клише. Ни один из них не сказал ни слова, покуда они не подъехали к его дому. Она вышла из машины и уставилась на дом: