Николай Фробениус - Застенчивый порнограф

Когда я полагал, что ты находишься в этой стране, то надеялся найти Петера Фема за неделю. Мне не хотелось думать о том, что он сделал с тобой, но не думать я не мог. Ты стояла у меня перед глазами. Ты и полицейский. Он издевался над тобой. Я не мог отогнать эти мысли, но был вынужден закрывать глаза. Не хочу писать об этом. Да и ни к чему. Узнав, что ты по-прежнему в Одере, я разозлился на него еще больше. Я так мечтал найти тебя и освободить, как Супер-Дуде. Иногда я начинаю сомневаться, узнаю ли я тебя, Сара. Но ведь это чушь собачья. Ясное дело, узнаю.

Иногда я говорю себе: «Не к чему больше писать ей. Ведь все, что мог, я уже рассказал». Но я понимаю, что должен продолжать.

Я расскажу тебе об этом.

Ну вот, снова пишу тебе.

Вчера я решил, что отыскал его. Я уверен, что найду, только еще не знаю точно, как это сделать. В одном фотомагазине я раздобыл адрес человека, купившего камеру, с помощью которой были сделаны те снимки в Одере. «Попался!» — подумал я.

Не всегда все получается так легко, как хочешь. Тетя Элена часто говорила, что иной раз мир бывает мудренее, чем разум Господень. Вспоминая поговорку тети Элены, я всегда смеюсь над собой. Я пытался найти сайт В. Снетрама в Интернете, но его там нет. В телефонном справочнике указан номер телефона, который не отвечает.

Вчера не писал тебе. Я ужасно устал. Но теперь продолжаю. Филипп и Эва сегодня поссорились. Эва рано легла спать. Она как-то разом сильно постарела. Кожа на скулах обвисла, глаза напоминают разбитые окна, а щеки — поникшие паруса, губы шептали: «Ужасно, ужасно, я ухожу, удаляюсь». Я просто не мог смотреть на нее. Даже обрадовался, что она уйдет. Мне было просто невмоготу видеть ее перекошенную физиономию. Она сказала: «Я удаляюсь» — таким тоном, каким старый адмирал обращается к другому адмиралу. Час спустя они снова затеяли свару. Я надел шлем и стал бродить по Интернету, увидел фотографию пары, купающейся в ванне с молоком. Мне это наскучило, и я вспомнил о незаконченном письме.

Я сделал то, что и собирался, в школу опять не пошел.

В девять часов я стоял возле старого деревянного дома Было холодно, но я вспотел. Пот стекал мне на глаза По дороге я все время бормотал: «Он не узнает меня, не узнает». Но когда я увидел дом и ворота, все мысли разом вылетели у меня из головы. Я подошел к воротам, посмотрел на них. Потом отошел назад, на то место, где стоял. Я продолжал потеть. Подождав еще немного, я снова приблизился к воротам и прошел в них с закрытыми глазами. Я придумал, что сказать, если он откроет дверь. Спрошу адрес и уйду. Я пересек заброшенный садик и остановился у входной двери. На лестнице было темно. Звонок не работал. Я постучал. Никто не ответил. Молчание. Я не переставал потеть и все время думал об этом имени: В. Снетрам. Из садика доносилось птичье щебетание. Я постучал сильнее. Опять ни гу-гу. «Надо возвращаться домой», — подумал я, но вместо этого отворил дверь и вошел в дом. На полу я увидел плесень и паутину, обувь, покрытую слоем пыли. Из коридора я прошел в комнату. На столе стояла кастрюля. Я нагнулся над ней. На дне кастрюли была засохшая еда — остатки капусты и баранины. Я прошел в гостиную. На стенках полки без книг. Торшеры с венками пыли. Запыленные, словно запорошенные снегом, ковры. Я посмотрел на свои ботинки. Они оставили следы на полу. Посмотрелся в зеркало и вытер пыль со щеки. Отсюда на второй этаж вела винтовая лесенка. На одной ступеньке лежала старая пожелтевшая газета. Под портретом женщины с жирным лицом я прочитал заголовок: «Мы были любовниками ». Я вошел в детскую. На постели, под одеялом в красную крапинку, спал старик, напустив слюну на белую подушку. Я подошел к нему так близко, что почувствовал его зловонное дыхание. Он спал с блаженным выражением лица. Его волосы были тоже припудрены пылью. Внезапно старик проснулся и вперил в меня светло-голубые глаза. Потом медленно приподнялся на локтях, потянулся и облизнул губы.

— Сухо, — сказал он.

— Что? — удивился я.

— Сухо во рту.

Я кивнул. Старик встал с кровати и зашагал по комнате, медленно переставляя длинные ноги.

— Я ищу Снетрама! — крикнул я.

Старик обернулся и посмотрел на меня с ухмылкой:.

— Вот как.

Он вышел из комнаты, я последовал за ним.

— Вы знаете, где он?

— Кто?

— Снетрам.

Старик потопал вниз по винтовой лесенке. Он что-то пробормотал и покачал головой.

— Но он жил здесь, не правда ли? — крикнул я.

— Снетрам? Не знаю. Может быть. — Старик остановился посреди лесенки и вдруг с тревогой заморгал глазами. — Возможно. Но я не знаю.

— Что вы хотите этим сказать?

— Не знаю точно, жил ли здесь Снетрам, трудно сказать. Кто-то жил, но был ли это Снетрам, как ты говоришь, понятия не имею. Может, ты имеешь в виду Мартенса, но я не уверен.

Я сбежал по ступенькам и остановился перед стариком:

— О чем это вы?

Старик спокойно склонил голову набок:

— Я работал у одного человека садовником и шофером. Это был его дом. Он достался ему в наследство от отца. Потом он не захотел жить здесь и продавать дом не пожелал. Позволил мне здесь остаться.

— А где он теперь?

— Он позволил мне жить здесь не для того, чтобы я расспрашивал и выведывал. Мое дело смотреть, как этот дом ветшает, приходит в запустение. Так мне было велено. Это моя работа. Мол, пусть здесь пыль ложится и плесень расползается, а дерево гниет. Мартенс этого хотел. Он хотел, чтобы все здесь сгнило и пропало. Поэтому и не пожелал продавать дом. Хотел, чтобы дом исчез сам по себе. Навсегда. И это моя работа Самая хорошая работа из всех, какие мне доводилось выполнять. — Старик пристально посмотрел на меня, потом положил руку мне на плечо и сказал: — Не знаю, где теперь живет Мартенс. Я его не видел давненько.

Я взглянул на желтые зубы старика:

— Но вы уверены, что его зовут Мартенс?

Старик хитро улыбнулся:

— Может, его зовут Снетрам, а может, Мартенс. Мартенс или Снетрам.

Он свернул в боковую комнату и склонился над старым-престарым телевизором.

— Хочешь посидеть послушать новости?

Он уселся в кресло и скрестил руки на груди.

— Вроде бы этот Мартенс был полицейским.

Старик уставился на экран, и я понял, что расспрашивать его бесполезно. Я взглянул на старый телевизор. На экране под звуки мелодии новостей крутился земной шар. Старик блаженно улыбался.

Я вышел из дома, думаю, он этого даже не заметил.

Птицы в садике больше не чирикали. Я пошел по городу. На улице не было ни людей, ни машин. Мне не нравилась эта тишина. В голове все время вертелось имя: Виго Мартенс. А на улице было слишком тихо. «Снетрам. Мартенс. Снетрам. Мартенс» — эти имена продолжали вертеться в мозгу, смешиваясь со звуком шагов. «Мартенс. Снетрам. Мартенс. Снетрам». Я думал, что у меня поехала крыша.