Джон Стейнбек - Зима тревоги нашей. Путешествие с Чарли в поисках Америки

Она сходила в кухоньку и взяла три кубика льда, бросила в свой стакан и налила сверху джина. Бормочущий вентилятор принес запах с отмели, обнажившейся во время отлива.

— Ты заработаешь кучу денег, Итан.

— Знаешь про сделку?

— Даже благороднейшие из римлян — те еще подонки.

— Продолжай.

Она сделала широкий жест и смахнула стакан, кубики льда отскочили от стены, как игральные кости.

— На прошлой неделе героя-любовника хватил удар. Когда он остынет, чеков уже не будет. Я старая, ленивая, и мне страшно. Тебя я припасла на всякий случай, но я тебе не доверяю. Ты можешь нарушить правила. Снова стать порядочным. Говорю же, я боюсь!

Я встал и обнаружил, что ноги налились тяжестью — не дрожат, а просто как не мои.

— И чего ты от меня хочешь?

— Марулло тоже был моим другом.

— Ясно.

— Разве ты не хочешь лечь со мной в кровать? Я хороша. Все так говорят.

— Для этого мне пришлось бы тебя возненавидеть.

— Поэтому я тебе и не доверяю.

— Давай что-нибудь придумаем. Я ненавижу Бейкера. Попробуй захомутать его.

— Фу, что за выражения! Ты совсем не пьешь.

— Я пью, когда есть что отметить.

— Бейкер знает, что ты сделал с Дэнни?

— Да.

— И как он к этому отнесся?

— Нормально отнесся. Но теперь я не рискнул бы поворачиваться к нему спиной.

— Должно быть, Альфио рискнул повернуться спиной к тебе.

— Что ты имеешь в виду?

— Так, догадки. Хотя готова держать пари, что я права. Не бойся, я ему не скажу. Марулло мне друг.

— Пожалуй, я понял: ты специально нагнетаешь обстановку, чтобы меня спровоцировать. Марджи, твой меч — игрушечный!

— Думаешь, я не знаю, Ит? И все же я полагаюсь на свое чутье.

— Не хочешь поделиться предчувствием?

— Почему бы и нет. Готова спорить на что угодно: сперва за тебя примутся все десять поколений Хоули, потом ты сам начнешь хлестать себя мокрой веревкой и посыпать раны солью!

— Даже если так, какая тебе от этого выгода?

— Тебе понадобится друг, чтобы выговориться, а я единственная на всем белом свете, кому ты сможешь открыться. Тайна — дело ужасно одинокое, Итан. И это обойдется тебе практически даром — так, небольшой процент.

— Думаю, мне пора.

— Пей свой джин.

— Не хочу.

— Не ударься головой, когда будешь спускаться, Итан.

Я спустился до середины, и она меня догнала.

— Ты специально оставил свою трость?

— Господи, нет, конечно!

— Возьми. Я подумала, прощальный подарок…

Пошел дождик, в ночи сильнее запахло жимолостью. Ноги были как ватные, так что трость пригодилась.

На сиденье рядом с толстяком Вилли лежал рулон бумажных полотенец, чтобы вытирать струящийся пот.

— Держу пари, я знаю, кто она.

— Еще бы.

— Послушай, Ит, тут тебя разыскивал какой-то тип — большущий «крайслер», личный шофер.

— Чего хотел?

— Не знаю. Спрашивал, не видел ли я тебя. Я не раскололся!

— С меня подарок на Рождество, Вилли.

— Слушай, Итан, а что у тебя с ногами?

— В покер играл. Ноги затекли.

— А-а, бывает. Если увижу того типа, сказать ему, что ты пошел домой?

— Передай, чтобы завтра заглянул в магазин.

— «Крайслер-империал». Здоровая дура, длинная, как товарный вагон.

Старина Джои стоял на тротуаре перед «Формачтером», вид имел вялый и поникший.

— Я-то думал, ты подался в Нью-Йорк.

— Слишком жарко. Не смог собраться с силами. Заходи и выпей со мной, Итан. Я в миноре.

— Слишком жарко, чтобы пить, Морфи.

— Даже пиво не будешь?

— От пива мне становится еще жарче.

— Вот так всегда! Отпахал в банке и пойти некуда, и поговорить не с кем!

— Тебе стоит жениться.

— Тогда поговорить будет не с кем вдвойне!

— Пожалуй, ты прав.

— Да, я чертовски прав! Нет никого более одинокого, чем женатый мужчина.

— А ты откуда знаешь?

— Видел. И сейчас на такого смотрю. Пожалуй, куплю пивка и отправлюсь к Марджи Янг-Ханг. Она часов не наблюдает.

— Вряд ли она в городе, Морфи. Она вроде сказала моей жене, что уезжает в Мэн, пока не спадет жара.

— Черт бы ее побрал! Раз ее нет, то бармен в плюсе. Поведаю ему пару печальных эпизодов из одной растраченной на пустяки жизни. Он ведь тоже все мимо ушей пропускает. Пока, Ит. Иди с богом! Так прощаются в Мексике.

Нарваловая трость застучала по тротуару, подчеркивая мое недоумение, почему же я солгал Джои. Марджи болтать не станет, чтобы не испортить себе всю игру. Она не станет вынимать чеку из гранаты. Почему — не знаю.

Свернув с Главной улицы на Вязовую, я заметил припаркованный возле дома Хоули «крайслер», больше похожий не на товарный вагон, а на катафалк. Он был черный и не блестящий из-за капель дождя и грязных маслянистых брызг, что бывают от езды по автострадам. На габаритных огнях стояли матовые стекла.

Наверное, было уже очень поздно. Окна в спящих домах на Вязовой улице не горели. По дороге я промок и наступил в лужу. При ходьбе туфли смачно хлюпали.

За запотевшим стеклом сидел мужчина в шоферской фуражке. Я остановился рядом с монстром на колесах, постучал по стеклу, и оно опустилось с электрическим писком. В лицо дохнуло неестественным холодком кондиционированного воздуха.

— Я Итан Хоули. Вы меня искали? — В полумраке блеснули зубы, на которые упал свет уличного фонаря.

Дверь распахнулась, и из машины вылез стройный, одетый с иголочки мужчина.

— Я из компании «Данскем, Брок и Швин», телевизионное подразделение. Мне нужно с вами поговорить. — Он бросил взгляд на водителя. — Только не здесь. Может, войдем в дом?

— Пойдемте. Думаю, все уже спят. Если будете говорить тихо…

Он последовал за мной по мощеной дорожке посреди размокшего газона. В холле горел оставленный на ночь свет. По пути я сунул трость в подставку из слоновьей ноги.

В гостиной я зажег лампу возле своего большого продавленного кресла.

В доме было тихо, но мне почудилось в этой тишине что-то недоброе и нервное. Я бросил взгляд на лестницу и выходившую на площадку дверь спальни.

— Похоже, дело у вас важное, если приехали так поздно.

— Да.

Теперь я его разглядел. Зубы были его визитной карточкой, однако резко контрастировали с уставшими и настороженными глазами.

— Мы не хотим выносить это на публику. Год выдался трудный, как вы знаете. Сперва катастрофа с викторинами, потом шумиха вокруг откатов на радио и слушания в Конгрессе. Смотреть нужно буквально за всем. Трудное время.

— Лучше переходите к делу.

— Вы читали очерк своего сына «Я люблю Америку»?

— Нет, не читал. Он хотел сделать мне сюрприз.

— Ему это удалось. Не понимаю, почему мы не спохватились раньше, но так уж вышло. — Он протянул мне синюю папку. — Прочтите там, где подчеркнуто.

Я опустился в кресло и открыл папку. Внутри лежали листы, напечатанные то ли на пишущей машинке, то ли на новом типографском станке тем же шрифтом, и все поля были исчерканы черным карандашом.