Дмитрий Гусаров - Трагедия на Витимском тракте

— Подпиши дополнительный протокол! До выяснения всех обстоятельств ты считаешься задержанным и сейчас будешь отправлен в город.

— Что ж тут поделать! — вздохнул Костиненко. — Уж скорей бы все это выяснили. Так вот и страдаешь без вины.

Когда подвода с Карболаем и Костиненко в сопровождении троих конных милиционеров уже готова была отправиться в город, с севера на двух лошадях в селение Мухор–Кондуй прибыли Станислав Козер, Роман Мациевский и Константин Гребнев, принимавшие участие в охоте вместе с Анохиным и Крыловым.

Костиненко провожала семья. Жена заливалась слезами, а два сына — десяти и восьми лет — с мальчишеским восторгом ходили вокруг рослых милицейских коней. Сам Костиненко покорно сидел на телеге и лишь изредка успокаивал жену:

— Будя тебе, будя…

Завидев Козера, он как–то оживился, и когда тот, хромая, проходил в избу, крикнул:

— Гражданин Станислав! Не забудь сказать начальнику милиции о том, кто вчерась не оставил тебя без помощи.

Измученный, весь сменившийся с лица Козер обернулся, странным отсутствующим взглядом поглядел на подводу и кивнул.

Через несколько минут он уже сидел в избе напротив Васильева и с нетерпением ждал начала допроса.

— Фамилия, имя, отчество?

— Козер Станислав Францевич.

— Год рождения?

— Тысяча восемьсот девяностый.

— Национальность?

— Поляк.

— Партийность?

— Член РКП (б).

— Специальность?

— Служу секретным сотрудником при штабе НРА.

— Место жительства?

— Чита, Татарская улица, дом13.

— Об ответственности за дачу ложных показаний вы знаете?

— Да, знаю.

— Я допрашиваю вас в качестве свидетеля. Расскажите подробно все, что вы знаете о том, что произошло 10 мая на Витимском тракте.

Поездка на озеро Коморье, закончившаяся столь непоправимо трагично, была для Петра Федоровича Анохина его первым официальным отпуском.

Охотничью страсть, жившую в Анохине с детства и особенно — после иркутской ссылки, подогрел Станислав Козер.

Произошло это так.

28 апреля Анохину позвонил Главком Народно–Революционной армии ДВР Василий Константинович Блюхер.

— Петр Федорович! Только что получена шифровка из Иркутска. Командарм Уборевич просит тебя привести к присяге 104‑ю бригаду.

В те дни мыслями о предстоящем приведении к присяге воинских частей НРА жило все руководство Дальневосточной Республики. Праздник Первое мая 1922 года было решено провести как День воина. Этим как бы завершалась многомесячная работа по реорганизации армии, предпринятая Блюхером с первых дней назначения на Дальний Восток.

С Блюхером у Анохина сложились добрые дружеские отношения.

О легендарном командире Сводного отряда южно–уральских красногвардейцев, совершивших героический переход из Оренбурга до Кунгура, Анохин впервые узнал осенью 1918 года из приказа Реввоенсовета о награждении В. К. Блюхера только что учрежденным орденом Красного Знамени. На всю жизнь запомнился Анохину и тот ноябрьский день 1920 года, когда в Петрозаводск пришла радостная весть о победоносном штурме Перекопа. Героем его снова был легендарный начдив‑51 В. К. Блюхер. Конец долгой и кровопролитной гражданской войне был близок. Оставался уже лишь один опасный и последний фронт борьбы с интервентами — Дальний Восток. Когда в июне 1921 года Анохин получил назначение на работу в ДВР, он не без радости узнал, что туда же назначен и В. К. Блюхер. Более того, вышло так, что Петру Федоровичу довелось ехать в Читу в одном поезде с новым Главкомом армии ДВР.

Ехали долго, более двух недель, так как Блюхера повсюду встречали толпы народа, возникали стихийные митинги и ему приходилось выступать с речами. Анохин с женой занимали купе в вагоне министра иностранных дел ДВР Я. Э. Янсона. Трудно сказать — знал ли вначале Блюхер о своем попутчике из Олонецкой губернии, но познакомились они не сразу. Анохин стал примечать, что когда поезд делал остановку поздним вечером, Блюхер выходил на противоположную от вокзала платформу и, ведя на поводке собаку, прогуливался в темноте вдоль состава. Из–за духоты окна вагонов были постоянно открыты. Однажды, проходя мимо вагона Янсона и встретившись взглядом с Анохиным, Блюхер поздоровался и пригласил:

— Выходите на воздух. Стоять, видно, будем долго.

Такие прогулки стали постоянными. Потом Блюхер, Анохин и Янсон начали сходиться для долгих бесед и во время пути.

Им было что вспомнить, о чем поговорить. В их судьбах оказалось немало общего. В одном году Анохин и Блюхер начали трудовую жизнь: один — рассыльным в типографии, другой — мальчиком в петербургском магазине. В те дни, когда Анохин ждал отправки на каторгу в Шлиссельбургскую крепость, двадцатилетний Василий Блюхер был арестован за революционную деятельность на Мытищенском вагоноремонтном заводе и приговорен к трем годам тюрьмы. И в послеоктябрьские годы довелось им — одному в Петрозаводске, другому в Челябинске — послужить революции в одинаковых должностях — председателями военно–революционных комитетов.

— Даже в те дни, — улыбаясь, говорил Блюхер, — никогда не думалось, что судьба навсегда сделает меня военным человеком.

В пути много и горячо говорили о предстоящей работе, о своеобразии Дальневосточной буферной республики. Обстановку в Чите лучше других знал Янсон, которого Блюхер и Анохин в шутку именовали непривычным для них словом «министр» и не без иронии допытывались, как же правильно величать его — господином, гражданином или товарищем.

ДВР образовалась полгода назад, как независимое демократическое государство. Цель создания «буфера» — не допустить войны Советской России с Японией и добиться вывода войск интервентов. Республика имела свою Конституцию, правительство, армию и органы управления.

Обстановка в ДВР была чрезвычайно сложной и запутанной. В Приморье под защитой японских штыков находилось три дивизия каппелевцев, целившихся на Хабаровск. Барон Унгерн с 12 тысячами солдат вел наступление на Западное Забайкалье. Переворот во Владивостоке, проведенный при покровительстве японцев, привел там к власти монархистское правительство купца Меркулова.