Андрей Дугинец - Боевое задание

Назарка все это учитывал, и все равно никакая арифметика не сходилась. Теперь они с дедом больше всего надеялись только на приход связного Фомича. А что Фомич будет знать все о партизанском отряде, Назарка не сомневался.

Одноглазый лесник Сидор Фомич знал все, что творилось не только в его лесу, но и в окрестных селах, да и в городе.

Два сына Сидора Фомича в первый день войны были убиты на границе. Он сам пришел в отряд. Явился с винтовкой и пулеметной лентой и решительно заявил, что будет ходить в засады, бить фашистов. И стоило большого труда уговорить его остаться на своей работе, чтобы служить партизанским связным.

Только после того как комиссар назвал связного глазами и ушами отряда, Фомич понял, что дело ему поручается достойное. Он быстро установил связь с соседними лесниками. Сошелся с железнодорожниками, с ремонтниками. Хороший он связной, надежный. Но вот и его что-то нет.

— Уу-у — донесся слабый стон из дальнего угла землянки.

Это Темир просит воды. Назарка хватает берестяной туесок с кипяченой водой, который всегда стоит на печурке, и мигом подбегает к больному, лежащему на нарах. Темир пьет устало, подолгу отдыхая. Видно, совсем ослабел. На вопрос Назарки, может, чего-нибудь съел бы, отрицательно повел глазами. Назарке хочется плакать, когда он смотрит на Темира, угасающего, как последний уголек в костре. Но что можно сделать? Как ему помочь?

Поправив под головой раненого подушку из хвои, Назарка опять подсел к деду Ивану и просит подсказать, как помочь Темиру. Старательно выводит Назарка строчку по шву сапога, чтобы расположить деда Ивана. А тот молчит, туго затягивая дратву на заднике валенка, который за ночь стачал из ничего. Молчит…

Деду некогда спину разогнуть — на двенадцать партизан он один сапожник, портной, кашевар и завхоз. Обувь на партизанах так и горит, потому что ходят они по бездорожью, да все больше темными ночами. Как придут с задания, так три-четыре пары «розвальней» оставят у порога.

Розвальнями дед называет обувь, у которой уже не видно, с чего и начинать починку.

Занятый своим делом, дед Иван, казалось, и не слышал вопроса мальчугана о том, как помочь раненому. Наконец, тихо посапывая в седые усы, под которыми, как мышиные хвостики, торчат черные концы дратвы, он озабоченно говорит:

— Молока бы ему, нашему Темирке. Крови много потерял, вот и не выдюживает, хотя рана и затянулась. С недельку бы его молочком попоить, глядишь, кровушки прибавилось бы.

— Деда, может, я смотаюсь на хутор Багна? — шепчет Назарка так, чтобы не слышал больной. — За полдня туда, а назад я и ночью доберусь.

— Мало мне раненого, нужен еще и убитый! — сердито пробурчал дед Иван.

— Да не убьют меня! — убежденно говорит Назарка. — Я ведь хитрый. Сначала все высмотрю, а уж потом пойду.

— На мосту задержат.

— Не пойду на мост. Я под мостом пролезу, как тогда… Теперь я каждую сваю, каждую перекладину знаю под этим мостом.

Дед знал о том, как Назарка выбрался из Кончицы, когда фашисты окружили село и забирали молодежь в Германию. Целый день следил парнишка за охраной моста. А когда стемнело и часовой спрятался от ветра за будкой, Назарка спустился к воде и по сваям перебрался на другой берег.

— Тогда не было у тебя другого выхода. А теперь зачем рисковать из-за бутылки молока? — рассудил дед. — Придут наши и все добудут. — Однако, зная, что одного этого довода упрямому мальчишке мало, он добавил: — Немец теперь стал ученым. Мы сами обучили его осторожности да хитрости. — Дед долго не мог просунуть щетиновый кончик дратвы в прокол. И только когда это ему удалось, пояснил свою мысль: — Тот раз часовой хоть и заметил бы тебя, может, еще и не стрелял бы: мальчонка, что с тебя взять! А теперь они узнали, что мальчишки первеющие пособники партизан. Фашист сделает вид, что не заметил тебя, а сам даст знать начальству, так, мол, и так, пошел в лес какой-то подросток, наверняка к партизанам еду понес. Ну и снарядит по твоему следу разведку. Что тогда?

— Уж лучше пусть убьют, чем приведу хвоста да весь отряд погибнет! — вспыхнул Назарка.

Видя, что убедил мальчугана, дед тихо добавил, что уж лучше еще обождать. Не может быть, чтоб никого из целого отряда не осталось.

Назарка понял, что дед боится только за него самого, и опять за свое:

— Деда, а если не по мосту? Ходили ж наши по льду. Тропка там теперь есть. Говорили, она далеко от моста.

— Думаешь, за тропкой не следят?

— Ночью ее не видно с моста. Да еще в такую завируху.

— Об этом и толкую, что в такую негоду добрый хозяин собаку не выпустит из двора. Сиди себе! Скоро наши вернутся, тогда и придумаем. Может, сам схожу…

Больной опять попросил воды. Дед подал знак Назарке, чтобы кинул в воду последний кусочек сахару…

А когда Назарка напоил Темира и снова подсел к деду, тот тихо проговорил:

— Сегодня самый хороший день, чтоб вернуться хлопцам, — все следы снегом заметает.

«Все следы снегом заметает!» — по-своему представил Назарка и мысленно проследил сложный, но не такой уж далекий путь до хутора Багна.

С опаской посмотрел на деда, не догадался ли, о чем он подумал в эту минуту? С дедом Иваном это бывает: только соберешься что-то сказать, а он сам говорит тебе почти теми же словами.

На всякий случай Назарка не стал больше думать о дороге на хутор. «Уснет дед Иван, тогда все и обмозгую», — решил он и стал зачищать сапоги Темира, которые дед вчера починил только для того, чтобы подбодрить больного. Правый сапог чуть не весь пришлось стачать заново. Дед терпеливо это сделал. Поставил перед Назаркой и громко сказал:

— Темир скоро поправится, а ходить не в чем. Ты его сапоги хорошо зачисть и солидолом пропитай, чтоб воду не пропускали. Он ведь какой — как только ноги свесит с пар, сразу начнет собираться на задание.

Услышав это, Темир слабым движением пальцев попросил показать сапоги. Назарка долго крутил перед ним сапоги, особенно правый, более добротный.

А когда обильно смазал неуклюжие, но крепко стачанные обутки, снова поднес больному. Но тот, видимо, от волнения опять впал в забытье.

Поставив сапоги под нарами, Назарка глянул на левый, на котором было пять заплаток, и невольно вспомнил горькую шутку его хозяина.

Как-то, еще до большого ранения, вернулся Темир с задания усталый, но довольный своей боевой удачей. Сняв левый сапог, он показал его деду Ивану и весело сказал, что этому сапогу повезло: он попал на железную ногу. Ведь Темир по-киргизски — железо. И рассказал историю последней дыры на носке сапога. Собственно, это была не дыра, а просто немецкий кавалерист саблей отхватил кончик сапога.

— Маникюр ногам делал мне приц, отрезал маленький конец ноготь на большом пальцом. Откудова узнал приц, что в партизанской землянка нету ножница? — пошутил тогда Темир.