Андрей Дугинец - Боевое задание

Патруль в это время шел в другую сторону. Однако услышал скрип снега под ногами быстро бегущего человека и оглянулся. Сначала ухватился за автомат. Потом, поняв, что к нему бежит немецкий офицер с явным намерением просить помощи, защиты, ускоренным шагом пошел навстречу.

А «эсэсовец» теперь уже расстегнул шинель, под которой звенело множество орденов, призывно махал и махал рукой. Наконец метрах в десяти упал, споткнувшись обо что-то в кювете. Начал барахтаться в глубоком снегу. Но подняться не мог. Часовой понял, что офицер совсем обессилел, подбежал к нему на помощь. Склонился, чтобы взять под руки, но в тот же момент сам полетел в снег. Человек в эсэсовском кителе сразу же оказался наверху и ударом пистолета прикончил патрульного.

Партизаны, стоявшие в лесу, бросились на помощь своему командиру. Но, когда они приблизились к кювету, Темир уже поставил мину, почти не маскируя ее. И, увидев на другой стороне ручеек, ведущий в лес, понял, что это единственная тропка, по которой теперь можно уйти, не оставляя следа. Взмахом руки он приказал переходить насыпь и следовать за ним.

Но то ли его команды товарищи не поняли, глядя на вырвавшийся из-за леса огромный черный паровоз, то ли не решились на виду у машиниста перебегать дорогу, чтобы тот не заподозрил неладное и не остановил перед самой миной, а только они не последовали за командиром — бегом вернулись в лес.

Тяжело груженный эшелон на большой скорости налетел на мину. Взрыв отворотил рельс, и паровоз влетел в болото на всю глубину колес. Вагоны с разгона летели, громоздились один на другой, грохотали, трещали, скрежетали…

Дорога была так запечатана, что гитлеровцам пришлось потом строить обводной путь.

Однако из заднего вагона, в котором находился карательный отряд, почти все немцы успели выскочить.

Темир, отошедший по ручью в лес всего на полкилометра, стал ждать товарищей. Сапоги были полны воды. Но сейчас было не до того. Что с ребятами? Успеют ли уйти, если не решились перебегать дорогу?

Через каких-нибудь четверть часа в лесу, на той стороне насыпи, где была группа Темира, послышался громкий лай собаки. Под сердцем похолодело. От собаки ребятам не уйти…

Первым желанием было броситься товарищам на помощь. Но что он мог сделать с пистолетом против вооруженного до зубов отряда карателей, у которых к тому же есть отличный следопыт — пес. Темир вошел в ручей по следу убитого немца, протоптавшего за день тропинку в снегу. Собака не возьмет его следа в воде. А след ребят немцы сразу же, конечно, увидят сами, и без собаки.

Собачий лай все удалялся. Потом в той стороне раздался винтовочный выстрел: собака умолкла.

— Молодец, Сережа! — вслух похвалил Темир своего друга, догадываясь, что именно он застрелил ищейку.

Но тут же завязалась перестрелка. То винтовка бахнет, то ППШ прострочит, то забухает немецкий ручной пулемет. Перестрелка все удалялась и удалялась. Потом стихла, как по команде.

«Что там произошло? Неужели все ребята погибли?» — подумал Темир и, выбравшись из ручья, понуро побрел по лесу. Теперь он уже не думал о погоне. Ему все представлялась стычка его товарищей с фашистами…

В сапогах, полных воды, в легкой немецкой шинели, без головного убора, брел он по лесу, сам не знал куда, брел вдоль ручья, который мог привести к какому-нибудь жилью или, наоборот, завести в непролазную чащобу. Надо было просто подальше уйти от железной дороги. А потом уж окольными путями возвращаться в лагерь. И на рассвете, когда уже решил, что так в лесу и окоченеет, он набрел на небольшую тропинку, убегавшую от ручья в густой ельник.

И обрадовался, и насторожился.

Хутор? Село? Но ни собачьего лая, ни крика петухов, никаких других признаков близости деревни. Стал присматриваться внимательней и увидел следы сапог. Но вскоре заметил дымок, а потом и шалаш — жилье какого-то лесного отшельника. Шалаш был сооружен наподобие чума, и дым выходил из него сверху.

Из шалаша вдруг высунулась лохматая мальчишечья голова. Слабо вскрикнув, маленький хозяин спрятался. Темир понял, что тот принял его за немца, и громко окликнул:

— Мальчик, сапсем не боись, я не пашист. Я кыргыз.

Но когда партизан залез в шалаш, мальчик все равно испуганно забился в угол, за кучу хвороста, и обреченно смотрел побелевшими глазами. Темир подбросил хворосту в чуть дымившийся костерок и стал молча разуваться.

Мало-помалу освоились, заговорили. А когда Темир рассказал, что с ним произошло, мальчик доверился ему, назвался Назаркой и поведал свою горькую историю.

Кто-то выдал, что отец Назарки добровольцем ушел в Красную Армию и стал снайпером, потому что был самым лучшим охотником в округе.

Немцы сожгли хутор вместе со всеми, кто в нем был. А Назарка с другом через окно убежали в лес. Дружка немцы заметили, подняли стрельбу и, наверное, убили. Сначала Назарка хотел пробраться на мельницу, к своему дяде. Но побоялся, что немцы и там его найдут. Забрел в лес. И вот уже неделю в этом курене. Ослабел от голода и целыми днями жег хворост, в надежде, что на дымок набредет кто-то из добрых людей. Так он, конечно, и умер бы здесь от голода.

Обсушившись, Темир тут же пошел с мальчиком к мельнику.

Там их одели, накормили, но оставить мальчика у себя побоялись, и Темир увел своего юного друга в партизанский лагерь.

Как же мог теперь Назарка послушаться деда Ивана и не пойти за молоком для спасения друга?

Назарка сызмальства привык ходить с отцом на охоту, где терпел всякие лишения. Научился пробираться по болотным дебрям, находить дорогу в дремучем лесу. Поэтому ничто его сегодня не пугало — ни колючая пурга, ни болотные колдобины, ни рыхлый снег, в котором лыжи так и утопали. Остановила его только полынья на реке. Тропинку, по которой не раз ходили партизаны в село по льду, после такого снегопада нечего было даже искать. И он, дойдя до речки, середина которой оказалась незамерзшей, пошел вниз по течению, прочь от моста. Ведь где-то же найдется место, где вода скована льдом от одного берега до другого. Хотя речку эту и называют Гнилушкой за то, что она целую зиму дымится желтым паром и толком не замерзает. Он быстро шел по прибрежному льду, все время, как слепец, постукивая палкой вправо от себя. Хорошо, что палка была длинная и можно было все время держаться на безопасном расстоянии от полыньи, тянувшейся по середине речки. Но в одном месте речная быстрина круто поворачивала, и он, ступив лыжей в хлюпкую снежную кашицу, вовремя отпрянул. Пощупал палкой впереди себя — полынья оказалась в одном шаге от него. Теперь пошел еще осторожней и медленней. Палкой постукивал не только сбоку, но и впереди.

Метель стала утихать. Снег, кажется, больше не падал, просто ветер переносил его с одной стороны на другую, гонял по реке, все сильней запорашивал, замаскировывая полыньи. Стало трудно щупать палкой лед. Назарка повернул палку толстым концом от себя, но не каждый раз с одного удара удавалось пробить маскировочный слой снега над полыньей и убедиться, что перед тобою не твердый лед.