Андрей Дугинец - Боевое задание

Теперь Назарка понял, почему их связной так долго не являлся. Но боялся заговорить с Сидором Фомичом при старухе. На счастье, она вышла зачем-то в сени, и тогда Назарка, подойдя к большой русской печке, на которой лежал больной, быстро рассказал, зачем пришел.

— Передай своим — пока болею, мое дело может исполнять верный человек. Придут, уговоримся. А ты поспи. Днем бабуся проведет тебя в лес, а там по просеке, как мы с тобою шли, сам дорогу найдешь.

— Усну, а вдруг опять нагрянут?

— На печь залезешь. Притаишься за мною под рядном. Ты щуплый, не заметят.

Но прятаться не пришлось. Назарка выспался на лежанке. Проснулся около полудня. Бабка его покормила. Вместо дырявых валенок дала дедовы сапоги. Они хоть и велики, зато с двумя портянками надежней. В торбу положила кусок меда и четыре бутылки молока. От дома она провела его к ручью, где брали воду. Тут велела немного пройти по дну ручья, чтобы не делать от дома следа, а в лесочке уж стать на лыжи. Сапоги оказались крепкими, воды не пропускали. Отойдя от хутора точно по бабусиной инструкции, Назарка в густом ельнике выбрался на снег и встал на лыжи. Он понял, что далеко не первый уходит с хутора этим путем. И, наверное, каждому так же, как ему, хозяйка напихивала сумку всего, что только могла.

Сперва Назарка шел по лесу, просто держась края опушки. Важно было двигаться в сторону просеки, от которой он знал путь в лагерь. Но, увидев, какой глубокий след оставляют в свежем снегу его лыжи, задумался. А что, если полицай или другая какая сволочь наткнется на его след да и добредет до самой землянки? И чем больше об этом думал, тем больше тревожился. Ведь вся его добыча, будь она и в десять раз больше, ничего не стоит в сравнении с тем, что случится, если на его след нападет враг. А они вон даже на охоту ездят по лесам… Погода, как назло, все улучшалась. Ветра в лесу совсем не было. Там, на открытом месте, когда он брел по ручью, мела небольшая поземка. А тут тишина. Придется отказаться от сокращенного пути. Надо выйти к речке, где почти постоянно тянет ветерок и заметает следы. Да и снег там тверже, не как в лесу.

На пути попался большой березовый пень под молодой сосной. Назарка смахнул снег. Сел, откинувшись спиной к стволу сосенки, как на стуле. Да и не заметил, как заснул. Проснулся совершенно окоченевший. Вскочил, и стало страшно, что уже вечереет, а он еще и половину пути не прошел. Вспомнил, что хотел выбраться к речке, где поземка будет заметать следы, и по заходящему солнцу стал выбираться из леса. Когда вышел на опушку — дневное светило уже погасло и все вокруг утонуло в густом морозном тумане. Речка лишь угадывалась в полукилометре. Выбравшись из леса, обрадовался — на открытом месте повевал ветерок и понемногу заметал его следы. Когда подошел к речке, понял, что он еще только на половине пути от дома лесника до моста, перед которым ему надо повернуть вправо, на просеку. Теперь только бы не отбиться от речки да к мосту не подойти ближе, чем можно.

Темнело быстро. Туман над рекой сгущался и темнел. Вместе с усилившейся поземкой туман валами наступал на лес. А вскоре и совсем все вокруг утонуло в густой непроглядной тьме. Где поворачивать к лесу? Назарка старался двигаться все быстрей и быстрей. Но ему только казалось, что он ускоряет шаг. На самом же деле он так устал, что еле переставлял ноги.

Но где он, тот мост? Хоть бы не наткнуться на него. Стал часто останавливаться. Прислушиваться. Но ничего не видно и не слышно. Только ветерок чуть шелестит в редком лозняке. Да поземка сеет и сеет себе просо.

— Хальт! Хальт! — раздалось неожиданно близко и, казалось, даже не с той стороны, где мог быть мост.

Назарка бросился влево, но сразу же попал в жидкий хлюпающий снег — близко полынья. Кинулся в другую сторону. Но проклятое «хальт!» догнало его вместе с глухим, тяжелым в тумане выстрелом. Назарка побежал просто наугад прочь от того места, откуда все это на него обрушилось. И вдруг его, словно дубиной, ударило в плечо. Он упал и обернулся, ожидая увидеть над собой вооруженного врага. Но никого рядом не было. А над головой что-то потюкивало, посвистывало. И там, откуда раздавались окрики, теперь беспрерывно строчил пулемет.

Назарка лежал, не зная, что дальше делать. Ушибленное плечо теперь не просто болело, а прожигало до самой середины лопатки, словно туда вонзилось что-то раскаленное. Глубоко вздохнув, Назарка почувствовал острую боль и не смог продохнуть. Стрельба прекратилась. Он поднялся, сделал шаг, другой. И, согнувшись, чтоб не так было больно, пошел прочь от страшного места.

«Значит, набрел на мост. — И вдруг встревожился: — Может, ранило меня?»

Когда подумал об этом, почувствовал, что спина взмокла. Что-то теплое ползло под рубахой. Пошел быстрей. Сильней ползет теплая мокрота. Снял с плеча торбу, стало не так больно. Решил нести ее в руке. Но быстро устал. В левой совсем не мог нести — было больно в боку. Повесил на палку и перекинул через правое плечо. Однако вскоре тяжесть стала отдаваться болью в левом боку. Опять взял в руку. Постоял. Отдохнул. И опять пошел, с трудом переставляя ноги.

Вошел в лес. Здесь было теплей. Но снег глубокий. Лыжи проваливаются. Идти все тяжелей и тяжелей. Отдохнуть бы. Уснуть немножко…

Утром вернулись партизаны с задания. Все живы и невредимы. Просто им пришлось долго бродить по лесам, потому что склад боеприпасов они взорвали перед самым приходом воинского эшелона, в котором было два вагона с солдатами. Немцы тут же организовали облаву. На счастье, у них не было собаки, и партизаны сумели направить их по ложному следу. От пакгауза фашисты кинулись в лес, куда вели следы. А партизанам железнодорожники помогли уехать в пустом вагоне проходившего на запад поезда.

Первой в землянку вбежала Оля Скороходова. Румяная с морозца, веселая. Как всегда, звонко поздоровалась. Подошла к Темиру. Спросила деда Ивана про Назарку.

— Я ему валеночки достала. Как раз на него! — с радостью сообщила она.

И вдруг осеклась, увидев, как нахмурился дед Иван.

— Где Назарка? Что с ним? — кинулась к деду, склонившемуся над старым сапогом и даже во время приветствия не вынувшему изо рта дратву. — Дедушка!

Старик кивнул на дверь, пробурчал:

— Там читай.

Оля подбежала к двери и прочла написанное Наваркой.

Тут как раз вошли и другие партизаны. А она опять к старику с вопросом:

— Когда, когда он ушел? Ведь кругом в селах полно фашистов! Пропадет мальчишка! Надо выручать!

Командир, тоже любивший Назарку, как родного, мрачно заметил, что метель кончается и в село идти отсюда нельзя. Да и не узнаешь, каким путем направится мальчишка. Ведь он умный, прямо не пойдет. А теперь, когда снег следы не заметает, вообще едва ли пойдет в лагерь. Где же его искать!