Джон Стейнбек - Долгая долина

Заросли акаций вдоль дороги становились все гуще. Ветер тихонько шелестел в листьях, возле какого-то дома залаяла собака. В воздухе стал появляться легкий туман, и звезды быстро заволокло.

– У тебя точно все готово? – спросил Дик. – Лампы? Брошюры? Это ведь тебе поручили, не мне.

– Да я еще днем все приготовил, – ответил Рут. – Плакаты только не развесил, но они на месте, в ящике лежат.

– Керосину в лампы подлил?

– А то! Слушай, Дик, нас ведь наверняка уже сдали, а?

– Конечно. Без доносчиков никогда не обходится.

– А про налет не слыхал?

– Да как бы я услыхал? Думаешь, они мне заранее докладывают: мол, сегодня придем и надаем вам по шеям? Держи себя в руках, Рут. Того и гляди обмочишься со страху. Заканчивай эти разговоры, а то мне самому не по себе станет.

Они подошли к невысокому квадратному зданию, черному и зловещему в темноте. Их шаги загрохотали по дощатому тротуару.

– Пока никого, – сказал Дик. – Давай откроем и зажжем свет.

Они приблизились вплотную к заброшенному магазину. Старые витрины были мутными от грязи. К одной с обратной стороны приклеили плакат «Лаки страйк», в другой белым призраком стояла картонная девушка, рекламирующая «Кола-колу». Дик распахнул створчатые двери и вошел внутрь. Зажег керосиновую лампу, поправил стекло и поставил ее на перевернутый ящик из-под яблок.

– Давай, Рут, за дело. Надо все тут подготовить.

Стены магазина покрывала облупленная побелка. В углу лежала груда старых газет. Два задних окна затянуло паутиной. Кроме трех ящиков из-под яблок, в зале ничего не было.

Рут подошел к одному из них и вытащил большой красно-черный плакат с изображением человека. Рут пришпилил его к стене за лампой, а рядом повесил второй: красный символ на белом фоне. Наконец он поставил вертикально еще один ящик и положил на него стопку листовок и тоненьких брошюр. Его шаги по деревянному полу громко отдавались в стенах магазина.

– Черт, зажги вторую лампу, Дик! Больно тут темно.

– Так ты и темноты боишься, щенок?

– Нет. Скоро люди придут, надо, чтобы светло было. Который теперь час?

Дик посмотрел на часы.

– Без четверти восемь. Уже вот-вот народ потянется. – Он сунул руки в карманы бушлата и встал рядом с ящиком, на котором лежали буклеты. Сидеть было не на чем. С плаката на них сурово смотрел красно-черный человек. Рут прислонился к стене.

Свет одной из ламп пожелтел, и пламя медленно угасло. Дик подошел посмотреть, в чем дело.

– Ты же сказал, что подлил керосину! А эта пустая.

– Я думал, там еще много. Смотри, во второй еще много, можно перелить.

– И как ты собираешься это делать в темноте? Чтобы перелить, обе тушить надо. Спички у тебя есть?

Рут пошарил в карманах.

– Две штуки.

– Ну вот, придется проводить собрание при одной лампе. Зря я сам все не сделал. Выходит, нельзя на тебя положиться, а я-то думал…

– Может, быстренько отольем керосин в эту жестянку, а потом зальем в лампу?

– Ага, и спалим хибару к чертовой матери. Хорош помощничек!

Рут снова прислонился к стене.

– Скорей бы уже пришли. Который час, Дик?

– Пять минут девятого.

– Чего же они не идут? Ты сказал им, что собрание в восемь?

– Ох, да заткнись уже! Заладил! Откуда мне знать, чего они не идут? Может, струсили. Помолчи немного. – Он снова засунул руки поглубже в карманы. – Закурить найдется, Рут?

– Нет.

Было очень тихо. Далеко отсюда, ближе к центру города, ездили автомобили: слышался рев моторов и иногда – гудки клаксонов. Где-то вяло гавкала собака. В акациях свистел порывистый ветер.

– Слушай, Дик! Это голоса? Вроде бы голоса.

Оба повернули головы и прислушались.

– Я ничего не слышу. Тебе почудилось.

Рут подошел к одной из пыльных витрин и выглянул наружу, потом вернулся к ящику с буклетами и сложил их аккуратной стопкой.

– Который час, Дик?

– Да успокойся ты, слышишь? Я с тобой с ума сойду. В нашем деле трусам нет места. Будь мужчиной, в конце-то концов!

– Дик, ну я же первый раз…

– Думаешь, кто-то еще не понял? Ты уже доступно объяснил, поверь мне.

Ветер резко взвыл в кустах акации. Двери щелкнули, и одна из них медленно, со скрипом отворилась. В комнату влетел сквозняк, поворошил кипу пыльных газет в углу и принялся играть с плакатами на стенах, точно это были занавески.

– Закрой дверь, Рут… Нет, лучше оставь. Так мы скорее услышим, когда они придут. – Дик взглянул на свои часы. – Уже почти полдевятого.

– Думаешь, придут? До скольки будем ждать?

Старик уставился на открытую дверь.

– Мы здесь как минимум до половины десятого. Нам приказано провести это собрание.

Сквозь открытую дверь ночные звуки лучше проникали в пустой магазин: танец опавших листьев по дороге, равнодушный собачий лай… На стене угрожающе пылал черно-красный портрет. Ветер снова принялся играть со свободным нижним краем, и Дик обернулся на звук.

– Слушай, мальчик, – тихо сказал он Руту. – Я знаю, что ты боишься. Когда станет очень страшно, просто посмотри на него. – Он ткнул большим пальцем на портрет за своей спиной. – Он ничего не боялся. Надо только помнить, что он сделал.

Юноша рассмотрел портрет.

– Думаешь, ему никогда не было страшно? Совсем?

– Если и было, никто об этом не узнал! – с укоризной осадил его Дик. – Бери с него пример и не болтай всем подряд о своих страхах.

– Ты славный малый, Дик. Я понятия не имею, что буду делать, когда меня пошлют одного.

– Ты все сделаешь как надо. В тебе есть стержень. Ей-богу, я в таких делах смыслю. Просто ты еще ни разу не попадал в переделку.

Рут быстро покосился на дверь:

– Слышишь? Кто-то идет!

– Ну все, прекрати! Как придут, так придут.

– Ну… давай тогда закроем дверь. Не жарко здесь. Стой, стой! Теперь точно кто-то идет!

С дороги донеслись быстрые шаги, сменившиеся бегом на дощатом настиле тротуара. В магазин влетел человек в комбинезоне и малярной кепке. Он тяжело дышал.

– Бегите отсюда, ребята, – сказал он. – Сюда идут налетчики. Из наших рабочих на собрание никто не придет. Они сказали, мол, пусть вас арестуют, но я решил предупредить. Живо! Забирайте вещи и бегите, пока не поздно.

Лицо Рута вытянулось и побледнело. Он с тревогой посмотрел на Дика. Старик вздрогнул, сунул руки в карманы бушлата и опустил плечи.

– Спасибо, – сказал он, – спасибо, что предупредили. Бегите, а мы тут останемся. Все будет хорошо.

– Остальные не хотели вас предупреждать.

Дик кивнул:

– Конечно, они ведь не видят будущего, дальше своего носа не видят. Бегите, пока вас тоже не сцапали.

– А вы что же? Я помогу унести вещи!

– Мы остаемся, – деревянным голосом произнес Дик. – Нам бежать не велено. Мы будем стоять до последнего.