Вивьен Огилви - Невидимки за работой

Время шло. На диванчики усаживались все новые люди, сменяя уходивших. Халлес тер глаза и позевывал.

— Может, о нас забыли — как вы думаете?

— Забыть не забыли, но мы — люди маленькие, вот и приходится каждый раз проходить через мытарства Эллис Айленда [13] Остров в нью-йоркском порту, на котором учрежден карантин для неимущих пассажиров, прибывающих в США, и для «нежелательных иностранцев». — Прим. перев . . Саймона, вероятно, вызвали на совещание, или он пьет чай, или назначает свидание по телефону. Он, может, и забыл про нас, но его секретарша не забудет… О господи, посмотрите-ка на этого.

Вошел высокий, худощавый шатен, тщательно завитой и слегка нарумяненный. Левой рукой он прижимал к груди небольшую книжечку — роскошное издание «Портрета Дориана Грея», а в правой держал четки. Он подошел к дежурной бочком, вихляясь, как лодка без руля, облокотился на конторку и стал перебирать свои четки.

— Что вам угодно, сэр? — спросила девушка.

Молодой человек что-то прощебетал, затем неожиданно громко, так, что слышно было во всей приемной, объявил:

— Меня зовут Дьюи Ивc.

Сделанное усилие, видимо, так утомило его, что он решил этим ограничиться и замолк.

Дежурная подождала минуту, потом осведомилась, к кому он пришел.

Молодой человек встрепенулся и, подарив ее улыбкой, заговорил все так же громогласно:

— Ах, дорогуша, вот в том-то и дело, что я понятия не имею, к кому. Ну, ни малейшего представления не имею. Видите ли, я умираю от желания прочитать кое-что по радио в программе номер три. И я жажду поговорить с кем-нибудь. Вы, наверно, можете указать мне человека, который меня сочувственно выслушает. Меня буквально распирает от невысказанных слов — столько увлекательных тем… Я с восторгом побеседовал бы, например, о лорде Альфреде Дугласе, или о Платоновом «Пире», о стихах Ивена Моргана, или о ханжестве за железным занавесом и о бичевании по эту сторону занавеса, или… ну, да есть уйма, уйма прелестных тем. Вы не находите, что программа номер три — самая подходящая для моего выступления? Я мог бы вклиниться между сарабандой для альтов и флейт и каким-нибудь веселеньким номером, ну хотя бы чтением отрывка из «Цветочков святого Франциска». Тут я был бы в своей сфере, не правда ли?

Дежурная сняла телефонную трубку. Халлес и Чарлтон сидели слишком далеко и не слышали, что она говорила. Разговор был короткий. Затем девушка подозвала курьера.

— Мистер Ивc, вас примет мистер Крикет.

— Мило, мило. Я уверен, что вы мне подобрали приятного собеседника, который меня поймет. Искусного акушера, так сказать, который поможет мне разрешиться… Предчувствую восторг родовых мук. До свиданья.

Он помахал ей рукой и с довольным видом пошел за курьером.

— Ну, вот вам и программа номер три, — сказал Чарлтон.

Опять томительный интервал, не заполненный ничем, кроме усыпляюще-ритмичного движения посетителей от двери и к двери. Потом заветная дверь внезапно распахнулись, из нее появился целый отряд курьеров и, продефилировав через вестибюль, вышел на улицу. За ними следовали четверо мужчин и голубой форме оркестрантов. Они встали по обе стороны двери. В руках у них были трубы.

Разговоры в вестибюле сразу утихли, все выжидательно насторожились. В тишине послышалось гудение автомобиля, остановившегося у подъезда.

В ту же минуту кто-то у входа подал знак, и из внутренних апартаментов появились две величественные фигуры — адмирал и генерал в полной парадной форме. Они прошли вместе через вестибюль и скрылись за входной дверью.

— Инспекторы отделов, — шепнул Чарлтон Халлесу. — А вот и сам Фарси-Бэдд. Должно быть, прибыла какая-нибудь очень важная особа и будет выступать у микрофона. Любопытно, кто бы это мог быть?

Директор в пурпурной мантии доктора прав вышел на середину вестибюля и тут ожидал почетного гостя.

У входа поднялась суета. Появились снова оба инспектора, а между ними шла ослепительная блондинка, великолепно одетая. Она сияла на все стороны бессмысленно-блаженной улыбкой.

Оркестранты подняли трубы к губам, и прозвучала долгая торжественная фанфара.

По вестибюлю пробежал шепот: «Это Мимси Борогоув».

Халлес посмотрел на нее внимательнее. Сперва он не узнал ее. Она шла, переставляя заученным скользящим движением свои прославленные ножки балерины.

— Ах, да, она ведь приехала в Англию сниматься в фильме, — сказал Чарлтон. — Наверно, выступит у микрофона.

Сэр Эдвин Фарси-Бэдд приветствовал гостью низким поклоном и протянул ей навстречу обе руки.

— Ах, — пропищала она, указывая на его мантию, — какой у вас шикарный купальный халат!

Директор слабо усмехнулся, и они исчезли за дверью.

Снова ожидание — и вот наконец к Чарлтону подошел курьер с запиской.

— Это от секретарши мистера Саймона, сэр.

В записке стояло:

«Дорогой мистер Чарлтон, мистер Саймон очень сожалеет, что заставил вас ждать. Его задержали где-то, и он сейчас звонил оттуда, что встретится с вами в шесть часов в ресторане „Гец фон Берлихинген“. Выйдя из Радиоцентра, поверните налево — это за углом, на Таутинг-стрит.

С уважением

Мириам де Грие,

секретарь м-ра Пола Саймона».

— Спасибо, — сказал курьеру Чарлтон и расписался в получении записки. — Знаю это заведение, — бросил он Халлесу. — Это писательский ресторан.

— Писательский?

— Ну да. В здешнем районе у каждого отдела радио имеется свой излюбленный ресторан. Эстрадники ходят в «Веселый крысолов», музыканты — в «Добро пожаловать», актеры — в «Бычий глаз», а писателей, авторов бесед, рассказов и всяких «гвоздей программы» можно встретить только у «Геца фон Берлихинген». В эти места люди ходят добывать себе ангажементы и должности. Существует определенная такса, выработанная по соглашению с союзами, — столько-то бутылок виски, или столько-то сигар, или столько-то ночей любви, — смотря по тому, какая работа или какой ангажемент. Но, разумеется, никто эту таксу не соблюдает. Конкуренция страшная, а у тех, кто набирает людей для радиопрограмм, аппетиты зверские, так что на самом деле цены самые спекулятивные, точь-в-точь как на черном рынке. Ну, да вы сами увидите…

— У нас есть еще полчаса. На что мы их употребим? — спросил Халлес.

— А мы пойдем прямо к Гецу и там подождем Саймона. По крайней мере, отдохнем и выпьем по кружке пива.

Они вошли в ресторан за углом, уселись за столик и заказали пиво.

Зал быстро наполнялся. Сначала — если судить по холодности взаимных приветствий и угрюмым взглядам, в которых читалась ненависть — общество состояло только из ищущих работы. Больше всего было мужчин, но попадались и женщины. Потом вошли двое молодых людей с барственными манерами. Их немедленно обступили писатели, жаждавшие их угостить. Каждый из этих двух выбрал себе столик (на котором тотчас появилась целая батарея бутылок) и, усевшись, холодно обвел глазами напряженные лица просителей.