Арчибальд Кронин - Песенка в шесть пенсов и карман пшеницы (сборник)

Поэтому было решено, что Кэти отвезет мальчика в Швейцарию и посвятит себя его лечению. Два дорогих паломника, видимо, улетают отсюда во вторник на следующей неделе, 7 октября, и прибудут в аэропорт Цюриха в 5:30 вечера, а поскольку у них нет знакомых в этом городе, отчего они могут совершенно растеряться, я полагаюсь на тебя – по крайней мере, на то, что ты их встретишь. Если затем ты ничего не сможешь предпринять, то хотя бы проводи их в Давос, где у них есть адрес от доктора Мура. Но, Лоуренс, если просто по-человечески, не возьмешь ли ты на себя заботу о них – может, найдешь место для Даниэля в своей лечебнице и восстановишь его здоровье? Пожалуйста! Ради мальчика. Бог благословит тебя за это, Лоуренс, и мы, все твои добрые друзья в Уинтоне, никогда не перестанем благодарить тебя .

Медленно я еще раз перечитал письмо, слегка вздрагивая от этих «дорогих паломников», а затем инстинктивно скомкал его в руке, сильно и плотно. Что за дерьмо! Как все это страшно некстати! Откопать меня ради «старых добрых времен», заранее поблагодарить, заверить, что старые добрые Небеса благословят меня. И испортить мне вторник в Цюрихе, единственный день недели, когда Шведские авиалинии, как правило, не совершали регулярных рейсов.

И все же как я могу отделаться от Энниса. Подпортить свою репутацию. Мне придется как-то помочь, – в конце концов, это ведь ненадолго. Я подумал, что должен справиться с этим, но, как всегда, я займусь этим спокойно, с холодной головой и трезвым умом.

Сестра-практикантка вошла с чайным подносом ко мне в гостиную, в это укромное логово с ковром и мягким креслом перед дровяной печью, облицованной бело-голубым кафелем. Это была свежая деревенская девушка из Вале, приятно пахнущая молоком и с хорошо сформированными молочными железами, – выходя, перед тем как закрыть дверь, она всегда взглядывала на меня через плечо, не совсем по-коровьи. Но сегодня я не смог ей ответить, равно как ароматному запаху свежеиспеченных сырников не удалось развеять моих тяжелых дум. Да, письмо было неприятностью, сокрушительной неприятностью, оно расстроило меня, вернув к тому периоду в моей прежней жизни, о котором я никогда не вспоминал без надобности.

Лично я не терплю отступлений, они прерывают действие, которое замирает и чахнет, но, чтобы представить всю картину в перспективе, следует пояснить, что в возрасте пятнадцати лет я отправился в Ливенфорд, чтобы жить там с дедушкой и бабушкой. За месяц до этого, не без примеси абсурда, очевидного для тех, кто знаком с началом моей странноватой карьеры, я стал победителем конкурса на соискание стипендии Эллисона в Университете Уинтона, каковое достижение немного померкло в моих глазах, когда выяснилось, что для поступления в университет я должен в течение года посещать ливенфордскую школу, дабы сдать выпускные экзамены за среднее учебное заведение, согласно системе народного образования Шотландии.

Нельзя сказать, что Брюсы, живущие в особняке на Вудсайд-авеню, испытали восторг в связи с моим приездом. Их любимая дочь, сбежавшая с моим отцом-католиком, сильно огорчила их. И вот, пятнадцать лет спустя, в подтверждение своих худших опасений, они оказались лицом к лицу с единственным сохранившимся свидетельством этого злополучного альянса.

Мой преисполненный гордыни дед Роберт Брюс был достойным гражданином города, вышедшим на пенсию с должности начальника отдела пиломатериалов на местной судоверфи «Деннисон Бразерс», – его самодостаточное бытие протекало под знаком сомнительного убеждения, что он прямой потомок героя Шотландии, который, раскроив боевым топором череп де Бохуна, привел шотландцев к победе над англичанами в Бэннокберне в 1314 году – эту дату мне никогда не позволяли забыть [143] Имеется в виду Роберт I, известный как Роберт Брюс (1271–1329), король Шотландии. В книге «Песенка в шесть пенсов» родоначальником этой семьи назван Уильям Уоллес (1270–1305) – шотландский рыцарь. Де Бохун – английский рыцарь, убит в 1314 г. Робертом I в битве при Бэннокберне. .

Только не подумайте, что мой дед был глупцом или объектом насмешек. У него были документы, генеалогические древа, выдержки из материалов собраний местного исторического общества, и он проследил свою родословную в Ливенфорде вплоть до пятнадцатого века, где в записях впервые упоминается имя Роберт. Кроме того, замок Кардросс, в котором король Роберт I умер в 1329 году, стоял у реки Ливен на окраине города, и именно отсюда сэр Джеймс Дуглас [144] Джеймс Дуглас (ок. 1289–1330) – шотландский рыцарь и феодал, один из военачальников во время войны за независимость Шотландии. отправился в Святую землю, дабы похоронить там сердце Брюса, однако был убит, сражаясь с маврами в Испании. Не отвлекаясь далее на детали, достаточно сказать, что убежденность моего деда, пусть даже он и заблуждался, была искренней и настолько глубоко прочувствованной, что каждый год он совершал паломничество в аббатство Мелроуз, где теперь хранился ларец с сердцем короля Роберта.

Что-то из этой мутной генеалогии при случае пригождалось мне для общения, а вообще Брюс всегда по отношению ко мне проявлял достойное терпение и был в высшей степени справедлив. Что касается моей бабушки, то это был божий одуванчик – маленькая, кроткая, согбенная, преданная, но тихо ушедшая в себя старушка – из-за глуховатости голова вечно наклонена к плечу, – пристрастившаяся к Библии, крепкому чаю и книгам Энни Ш. Свон [145] Энни Ш. Свон (1859–1943) – шотландская писательница, автор сентиментальных романов. . Она, по милой привычке, беззвучно говорила сама с собой – ее губы шевелились под аккомпанемент маленьких кивков, гримас и прочих тонких и трогательных изменений, пробегавших по ее лицу, – и, несомненно, была приятной личностью, несмотря на то что полностью соответствовала расхожему образу покорной шотландской жены, без остатка отдавшей себя в услужение брутальному мужчине.

Ливенфордская школа, которую, в соответствии с условиями стипендии, мне приходилось посещать, была солидным, старомодным учреждением, расположенным в самом центре боро, со всеми преимуществами и всеми предрассудками настоящей консервативной шотландской средней школы. Понятно, что мое пришествие не вызвало здесь особого энтузиазма, и потому я испытал некоторое облегчение, обнаружив единоверца в классе – Фрэнсиса Энниса, сына доктора Энниса.

Как два единственных паписта в школе, мы неизбежно держались вместе, поначалу не из какой-то там естественной потребности, а просто потому, что оказались в одной неудобной лодке – объектами подозрений и насмешек со стороны наших одноклассников.