Арчибальд Кронин - Песенка в шесть пенсов и карман пшеницы (сборник)

Я видел, что он полон твердой решимости, и мне хватило ума закрыть эту тему. Всю дорогу до дому мы оба молчали, и я ловил себя на том, что время от времени с удивлением посматриваю в его сторону, но когда мы вернулись, он остановился, упершись ногами в землю и не слезая с велосипеда, – явно хотел что-то сказать.

– Мы все еще друзья, Лори?

– Конечно.

– Еще больше, чем раньше, факт. Мне жаль, что я не поеду с тобой в Уинтон, а вынужден отправляться в Эдинбург.

– Так обсуди это с отцом.

– О нет. – Его лицо помрачнело, как всегда при упоминании доктора Энниса. – Я уже пытался. Я действительно не раз пытался убедить его, что мне не нужна медицина, но без успеха. Знаешь, я бы предпочел получить гуманитарное образование.

Я молчал, задаваясь вопросом, не неприязнь ли к отцу, пусть подсознательная, неназванная, являлась причиной того, что Фрэнку не хотелось становиться врачом, и, держа в голове сегодняшний случай, я вдруг сказал:

– Что меня удивляет, Фрэнк, так это почему ты не подался в духовенство. Это ведь так… так очевидно. Мало того что порадовал бы мать, ты из тех людей, у кого для этого есть призвание.

Он посмотрел на меня, а затем, к моему изумлению, расхохотался – по-мальчишески, очень естественно.

– На этот вопрос тебе не придется долго ждать ответа, мой дорогой. Я хочу, чтобы на следующей неделе ты кое с кем познакомился, с особой личностью. – Не успел я расспросить его, кто это, как он улыбнулся через плечо и надавил на педаль. – Поехали быстрей, а то упустим полчаса общения с твоим другом Каноном.

Да, случилось невероятное, и, к радости Фрэнка, пусть и не без примеси огорчения, Дингволл стал практически моим приемным отцом. Однажды по дороге из школы я наткнулся на удручающую картину. Фрэнк, испуганный и бледный, стоял на коленях в сточной канаве перед двумя нашими главными мучителями, братьями Бьюкенен – они наклонились над ним, младший держал в руках банку с жидкой грязью.

– Исповедуйся в своих грехах, Эннис, или мы будем крестить тебя вот этим. Давай начинай: «Святой отец, я убил кота…»

Вмешательство, каким бы неприятным оно ни было, являлось единственным возможным решением в этой ситуации. Я выхватил банку с грязью, прямым ударом вывел из строя младшего Бьюкенена, а затем набросился на его старшего брата. Тяжелый урон понесли обе стороны, но мне досталось больше всех, и, несомненно, потому, что я плохо дрался, но тут внезапное видение затмило дневной свет – сам Дингволл, одетый для «выхода в город» в свое неизменное, приличествующее духовному лицу длинное черное пальто, с черным зонтиком острием вверх и в своей знаменитой высокой шляпе, благодаря которой его было видно за милю. Страшное зрелище, настоящий фантом папизма, перед которым, еще до того, как зонтик начал действовать, Бьюкенены, к моему облегчению, сникли и попятились, так что я мог перевести дух.

Какие-то мгновения Канон молчал, а затем сказал, повернувшись к Фрэнку, который, по-прежнему бледный, скорчившийся, прижимался к стенке:

– Иди домой, мой мальчик, и полежи, пока не придешь в себя.

Затем он взял меня за руку, отвел в пресвитерий и поднялся со мной наверх в свой кабинет. Все еще молча он стал приводить меня в порядок. У меня была сильно разбита губа, распухло ухо, под глазом был неизбежный синяк, не говоря уже об ободранных костяшках пальцев и страшной ссадине на голени, по которой уже пустой банкой засадил под конец младший Бьюкенен.

– Крепкие ребята эти Бьюкенены, – пробормотал Канон, возясь с ватой и йодом и все еще не сняв шляпы. – Слава богу, у тебя хватает той же доброй шотландской крови.

Когда он закончил обрабатывать мои ссадины, я сел. Он посмотрел на меня, подошел к шкафу, достал бокал для вина с эмблемой чертополоха [146] Чертополох – один из символов Шотландии. и бутылку.

– Столовая ложка этого тебе не повредит. Это настоящий «Гленливет» [147] Разновидность шотландского виски. .

Да, вкус был что надо.

– Ну, Кэрролл, – продолжал он, – ты несколько недель довольно ловко избегал меня, но я рад, что познакомился с тобой. И притом в таких не совсем уж неблагоприятных обстоятельствах. – Он одарил меня улыбкой, полной бесконечного обаяния. – Поскольку мы больше не чужие друг другу люди, я приглашаю тебя сюда, в мой кабинет, вместе с твоим приятелем Эннисом, каждую пятницу после школы, чтобы обсуждать текущие события, литературу, даже теологию. Ты согласен?

Моя голова все еще звенела от удара по уху. Я согласился.

– Отлично. – Он достал часы. – Поскольку я должен идти на заседание правления школы, на которое уже опаздываю, можно поинтересоваться, как ты собираешься объяснить свой нынешний вид бабушке с дедушкой?

Это и в самом деле уже беспокоило меня.

– Я мог бы сказать им, что сражался за короля Роберта Первого.

– Тонкая мысль, Кэрролл. Это в тебе от того, что я не люблю в ирландцах. Но нет, мы не будем принижать твой благородный поступок ложью, к которой, насколько я понимаю, ты имеешь естественную склонность. Я позвоню твоему деду из офиса школьного правления.

Именно таким образом и начались мои отношения с этой замечательной личностью. Цель Канона не была тогда очевидной для меня и стала таковой, только когда его замысел потерпел неудачу. Но в течение многих месяцев я наслаждался его остроумием, его знаниями и его обаянием. Все это повлияло на меня.

Однако в тот день меня меньше занимали наши обычные занятия у Канона – я продолжал задаваться вопросом, на кого намекал Фрэнк и что это за особенная личность.

Занятия в школе подходили к концу, и в следующий четверг мы с Фрэнком вместе отправились домой. Он жил на Крейг-Кресент недалеко от дома моего деда, и мы обычно шли по Ливенфорд-Коммон. Однако сегодня он как бы между прочим, но не без таинственности сказал:

– Давай сходим вечером на вокзал. Мне надо кое-кого встретить.

– Кого это?

– Кэти Консидайн.

– И кто она?

– Она моя девушка, Лоуренс.

Должно быть, на лице моем отобразилось изумление. Он с явным удовольствием рассмеялся:

– Мы знаем друг друга с детства. С тех пор, как нас еще возили в детских колясках. Неудивительно, что мы влюблены друг в друга.

Я был ошеломлен. Все эти разглагольствования насчет святой чистоты, и теперь это… это раннее служение Венере. Боже, ты какой-то странный, Фрэнк, подумал я. И мне вдруг стало страшно любопытно увидеть Кэти Консидайн.

– Она из католической женской школы Пресвятого Сердца в Далкейре. Сейчас дома на каникулах. У нас будет потрясающее время. – Фрэнк взволнованно вздохнул, когда мы поднялись по ступенькам на верхний уровень станции. Огорошив меня своими новостями, он очень хотел поговорить. – Я уверен, она тебе понравится…