Альберт Бехтольд - Петр Иванович

Услышав ответ, коллега схватилась за голову:

– Я столько же плачу только за комнату, вернее, платила, пока не началась война. Они подняли цену до шестидесяти. И все остальные цены кругом ползут в гору. А вам он сколько платит?

Ребман сказал все, как есть, всю свою шкалу.

Коллега смеется:

– Они вас здорово поймали. А вы не подумали о том, что идет война и что жизнь с каждым днем дорожает?

– Нет, я об этом не думал и ничего подобного не чувствую. Но я предполагаю, что если действительно станет хуже, то и он проявит рассудительность и можно будет об этом поговорить.

Коллега кивает:

– В этом вы правы: наш Николай Максимович всегда действует по расчету и никогда иначе. Спросите у Ивана Михайловича, и у счетовода, и всех остальных, – услышите ту же песню!

– Да, как раз об Иване Михайловиче он меня предупреждал, чтобы я с ним был настороже.

– Известно почему. Иван Михайлович – первый сотрудник этой фирмы, он здесь дольше всех служит, он-то этих братьев хорошо знает. Что он вам еще обещал? Я имею в виду, кроме оплаты?

Ребман рассказал. Она опять кивает в ответ:

– Точно то же, что и Ивану Михайловичу, ему он тоже говорил, когда тот оставил свою государственную службу, что он станет великим предпринимателем, если как следует потрудится. Вот бедняга ему и поверил, старался, как Иванушка в сказке, усердствовал везде, куда его только ни посылали, – как, впрочем, и все русские: не за страх, а за совесть. И кто он теперь? Конторская крыса, как и до этого, только с тою разницей, что лишился государственной пенсии. А зарабатывает так же, то есть так же мало. Спросите у него сами, он вам подтвердит.

Ребман продолжает расспрашивать:

– А что с тем упаковщиком, высоким, худым, он простужен или болен? Он после каждого слова закашливается и хрипит, и из носа у него течет, и из глаз.

Елизавета Юльевна приложила руку к груди:

– Туберкулез в последней стадии!

– И он ходит на работу?

– А что ему остается – с голоду помирать или от мороза? Такие люди, как наш шеф, ведь никого не жалеют. Тут ничего не меняется. С тех пор как я здесь, – а уже скоро три года будет, – и зимой, и летом несчастный все кашляет.

«Недаром, ох, недаром, – подумал Ребман, – говорил мне Николай Максимович, чтобы я из дому свой стакан принес! Но о причинах, разумеется, умолчал».

После обеда шеф появился в три часа. Раньше он никогда не приходит, сообщает Елизавета Юльевна, и принимается снова болтать. Ребман обычно не прерывается: если есть работа, он не успокоится, пока не окончит ее. Однако ему интересно узнать, как видится все, если смотреть из Зазеркалья.

– Правда ли то, что у братьев раньше было другое предприятие? – спросил он между делом у своей коллеги.

– Да, и не одно.

– И действительно оно приказало долго жить?

– Так говорят. Но как поступают в таких случаях? Просто открывают новое. Но какое!..

Как раз в тот момент, когда Ребман надеялся услышать, какое именно, раздался звонок у входа: динь! И вот шеф уже вошел с проверкой:

– Петр Иваныч, запишите поскорее две телеграммы, обе одинаковые: Johnson&Sons, London, и Houghton Ltd., London. «Cancel all pending ship double quantities. Interrussian» [27] «Отмените двойную загрузку судна. Интеррашн» ( англ .). . Телеграммы следует отправить немедленно!

Коллега все же как-то успела рассказать Ребману, как составлять телеграмму, предупредив при этом, что он непременно каждый раз должен подсчитать и приписать внизу количество слов и стоимость, не то будут неприятности! А перед этим еще нужно снять копию – копировальный пресс находится внизу в упаковочной.

Не успел он вернуться, выполнив все вышеуказанное, как уже снова слышит:

– Вас шеф вызывает!

И как только он вошел, шеф тут же начал ему диктовать, на этот раз – заказ километровой длины.

– Нынче товара постоянно не хватает, – замечает шеф – и добавляет. – Петр Иваныч, теперь, когда брат в отъезде, – я очень на вас рассчитываю. Будет много сверхурочной работы. Придется работать и по воскресеньям. Но я надеюсь, что вы не станете, как другие, то и дело смотреть на часы и бросать все, как только пробьет урочный час. Брат еще с вами поговорит до своего отъезда. Нам просто необходим человек, на которого можно положиться во всех отношениях. И этот человек – вы! С этими словами он протянул Ребману руку:

– Обещайте же мне, что не подведете!

Ребман пожал протянутую ему руку. Этот жест он воспринял всерьез. Таким образом, шеф, возвысив нового работника над всеми остальными сотрудниками, может добиться от него большего, чем дала бы любая прибавка к жалованью. Вероятно, ему это известно из опыта. Но даже если он этого не знал, то все равно попал в нужную точку: Ребман действительно решительно настроен сделать все от него зависящее, чтобы оправдать такое доверие. Он работает как одержимый: так стучит на своей старенькой «Smith Premier», что только звон идет, и не отвечает больше на попытки своей коллеги поболтать в моменты передышки и на ее расспросы о том, что же он такое важное печатает. Он даже не прерывается на чай, который посыльный Андрюша перед ним ставит, и когда тот спрашивает, не принести ли к чаю чего-нибудь из булочной, делает вид, что не расслышал.

Даже когда шеф спрашивает его уже в восемь, не останется ли он еще на полчаса, Ребман, не раздумывая, отвечает:

– Конечно, с удовольствием!

И когда его коллега уже ушла, он продолжает:

– Николай Максимович, не будет ли лучше, если я быстренько схожу поесть? Если я поеду трамваем, то сразу же вернусь, и тогда смогу уже весь вечер оставаться.

Шеф похлопывает его по плечу:

– Вот это приятно слышать. Вам это ни в коем случае не повредит!

Госпожа пасторша делает большие глаза, когда ее подопечный сообщает, что сразу же должен возвращаться, потому что очень много работы, придется сидеть допоздна:

– Вы говорите так, словно это ваше собственное дело. Что ж, думаю, это лучше, чем если бы было наоборот. Ну как, вам там нравится?

До сих пор он за ужином ни слова не говорил, все обдумывал то, о чем ему поведала Елизавета Юльевна. Теперь же он сообщает в двух словах: брат шефа собирается уехать, и от Ребмана в этой связи ожидают больших усилий. И он готов их прилагать, хотя пока от него не требовали слишком многого.

Когда он вернулся в контору – шеф дал ему ключ – и собрался уже сесть за машинку, дверь в «святая святых» отворилась и на пороге показался Максим Максимович. Он сделал Ребману знак, чтобы тот зашел.

Они говорили более часа. Максим Максимович беспокоится за брата, боится, что тот переоценивает свои силы, собираясь в одиночку тащить на себе весь этот воз:

– Он, конечно, выдающийся работник, и был бы в состоянии управлять всей страной. Но думать обо всем, все держать в голове, самому вникать в каждую мелочь, как это получается в нашем случае! Наши сотрудники исполняют только то, чего от них настоятельно требуют и что им в точности предписывают, как это принято у русских. И даже это нужно постоянно контролировать. Но там, где нужно что-то придумать самому, что-то улучшить, чтобы идти в ногу со временем, они пасуют. Если шефа рядом нет, они будут стоять себе без дела и ругаться по поводу мизерной оплаты и того, что всю прибыль прикарманивает хозяин.