Дороти Паркер - Новеллы

Мистер Дьюрант считал себя неутомимым собирателем книг и ненасытным их читателем. Но, прочтя выписанную книгу, он всегда испытывал разочарование. Книга никогда не оправдывала той рекламы, которую ей делали.

Мистер Дьюрант провел жену в свой кабинет и стал перед ней, все еще хмуря брови. Спокойствие его не было окончательно нарушено, но ему был нанесен существенный урон. Вечно происходит что-нибудь досадное. Вечно что-нибудь случается.

— Так вот, Фэн, ты прекрасно понимаешь, что мы не можем держать эту собаку, — сказал ей мистер Дьюрант. Он говорил, понизив голос, как обычно говорят о предметах туалета и нижнем белье, а также на другие опасные родственные темы, не предназначенные для детских ушей. В тоне его была та мягкость, которая необходима при разговоре с умственно отсталым ребенком, но эта мягкость таила в себе опасность, как погода в Гибралтарском проливе. — Ты совсем с ума сошла, неужели ты хоть на минуту в этом сомневалась? Ну нет, я ни за какие деньги не оставлю в своем доме суку. Это просто отвратительно, вот что.

— Но послушай, папочка… — начала было миссис Дьюрант, и руки ее снова конвульсивно задергались.

— Отвратительно, — повторил он. — Помести в доме суку — и не оберешься бед. Все кобели со всей округи будут за ней бегать. Во-первых, ты понимаешь, пойдут щенки. Да один вид их после родов чего стоит! Ну и все прочее! Вот уже поистине подходящее зрелище для детей! Мне кажется, тебе следовало бы подумать о детях, Фэн. Нет уж, благодарю вас, я этого не допущу. Отвратительно!

— Но ведь дети… — возразила жена, — они будут просто…

— Предоставь это мне, — заверил он ее. — Я обещал, что собака останется, а я никогда еще не нарушал слова. Не так ли? Вот что я сделаю. Я дождусь, пока они лягут спать, и тогда возьму эту собачонку и выпущу ее на улицу. А завтра утром ты им скажешь, что ночью она убежала. Ясно?

Она кивнула. Муж погладил ее по плечу, обтянутому черным шелком, от которого пахло кухней. Это легкое устранение небольшой возникшей трудности вновь принесло ему душевный покой. Снова он нежился мыслью, что все улажено и можно с легким сердцем начинать заново. Рука его все еще покоилась на плече жены, когда они направились в столовую обедать.

Если бы чета Бейнов годами лезла из кожи вон, стараясь превратить свою гостиную в небольшой, но отлично укомплектованный паноптикум различных нелепых предметов, порождающих беспокойство, неудобство или мысли о могилах и склепах, то и тогда она едва ли преуспела бы в этом больше. Однако Бейны не прилагали к тому ни малейших усилий. Кое-какие предметы попали сюда в качестве свадебных подарков, другие заменили своих предшественников, одряхлевших от времени и употребления, а кое-что привез с собой Изумительный Старик, когда перебрался на постоянное жительство к чете Бейнов пять лет назад.

И просто удивительно, как все эти предметы подошли друг к другу и составили нечто цельное и законченное. Можно было подумать, что их подбирал какой-то бескорыстный энтузиаст, задавшийся целью превратить гостиную Бейнов в частную коллекцию всевозможных ужасов, слегка приспособленных для домашнего употребления, и не пожалевший на это труда.

Это была комната с высоким потолком и старинными, потемневшими от времени деревянными панелями, навевавшими неотвязные тоскливые мысли о серебряном глазете и червях. Обои были цвета горчицы. Когда-то их рисунок представлял собой довольно смелый замысел — по темно-желтому фону были разбросаны светло-желтые золотистые мазки, — но постепенно все это выцвело, слиняло и превратилось в бесформенные линии и пятна, в которых человеку, наделенному живым воображением, чудились сонмы изуродованных голов — пробитые черепа, безглазые лица, чудовищно изуродованные носы и зияющие дыры на месте ртов.

Мебель тоже была темная, громоздкая и подверженная болезненному треску. Этот внезапный, резкий, мучительный треск, нарушавший ее мужественную немоту, казалось, вырывался у нее лишь в те минуты, когда ей становилось невтерпеж. Удушливый запах плесени исходил от выцветших ковровых подушек, а в углублениях, невзирая на все старания миссис Бейн, скапливалась пушистая серая пыль.

Доска большого стола, стоявшего посреди комнаты, покоилась на неутомимо воздетых вверх руках трех выточенных из дерева фигур, подчеркнуто женственных от головы до пояса и стыдливо теряющих книзу свои естественные формы, превращаясь в нечто чешуйчатообразное и спиралевидное. На столе аккуратно выстроился ряд добротных апробированных книг. Он подпирался с боков двумя широкоплечими гипсовыми слонами, выкрашенными под бронзу и обреченными вечно предаваться этому утомительному и однообразному занятию.

На массивном лепном камине стояла ярко раскрашенная фигура кудрявого крестьянского мальчика, хитроумно изготовленная так, что одна нога у него свешивалась с каминной доски вниз. Круглое лицо его было весьма натурально искажено жестокой болью, ибо он был приговорен к пожизненному вытаскиванию занозы из своей пухлой ступни. Над головой мальчика висела гравюра с изображением состязания на колесницах: пыль летела столбом, колесницы дико кренились на бок, возницы яростно стегали обезумевших лошадей, которых художнику удалось запечатлеть за секунду до того, как их сердца разорвутся и они повиснут на своих постромках.

Стена напротив была посвящена религиозным сюжетам, нашедшим свое отражение в искусстве. Там висели: гравюра на стали, изображающая распятие Христа и изобилующая душераздирающими подробностями; репродукция в сепии с картины, на которой были представлены мучения святого Себастьяна (святой прикручен к столбу, веревки глубоко врезаются в руки, стрелы торчат во все стороны из нежного упитанного тела), и акварельная копия картины «Скорбящая богоматерь» (исполненные муки глаза воздеты к бесстрастным небесам, огромные блестящие слезы навеки застыли на впалых щеках, бледность которых подчеркивает похожее на саван покрывало, ниспадающее с головы).

В простенке между окнами висела картина маслом: две отбившиеся от стада овцы жалобно жмутся друг к другу среди неистового снежного бурана. Эта картина была одним из вкладов Изумительного Старика. Миссис Бейн любила упоминать, что одна рама от этой картины стоит невесть сколько денег.

Небольшой простенок возле двери был использован для того, чтобы отдать дань современному искусству, образец которого попался как-то раз мистеру Бейну на глаза в витрине писчебумажного магазина. Цветная репродукция изображала железнодорожный переезд, к которому с бешеной скоростью неотвратимо приближается поезд, а длинный плоский красный автомобиль пытается тем временем проскочить через железнодорожные пути, прежде чем чугунное чудовище сметет его с лица земли. Если в кресло, стоявшее напротив этой картины, попадал гость, не отличающийся крепкими нервами, беседа не клеилась до тех пор, пока ему не предоставлялась возможность пересесть на другое место и собраться с мыслями.