Иван Беркутов - Собибор. Восстание в лагере смерти

Надо ли говорить, с каким нетерпением Александр ждал этого дня? Скорее бы…

Однако свобода, поманив его своей сладостью, в последний момент ускользнула. Накануне дня, назначенного для побега, в лагерь вдруг приехали гестаповцы. Даже немцы боялись этих людей в черной форме. Они вошли к коменданту лагеря, и потом послали за Блятманом. А спустя несколько минут его вывели из комендатуры уже связанного и втолкнули в машину.

Это был крах всех надежд! Блятман был руководителем лагерного подполья. Без него заключенные не могли ничего сделать. Правда, Софья осталась на свободе – как видно, Блятман ее не выдал. Но одна она не могла организовать побег.

Печерского охватило отчаяние. Сколько же можно оставаться в лагере? Сколько быть покорным рабом нацистов?

Отчаяние – плохой советчик. Но другого у него в тот момент не было. И отчаяние подсказало ему путь, который показался самым правильным и коротким.

Во дворе, где они работали, находился склад оружия. Как-то раз, воспользовавшись тем, что охраны поблизости не было, Александр залез на чердак соседнего строения. Оказалось, что оттуда можно легко проникнуть на чердак склада. Прямо под собой Александр видел ящики с винтовками, патронами…

Вернувшись, он рассказал о своем открытии товарищам – Кагану, Аркадию Вайспапиру, Орлову и нескольким другим. Они сразу оценили открытие, сделанное Печерским. Одно дело – прийти к партизанам с пустыми руками, и совсем другое – прийти вооруженными. Это уже не просто несчастные беглецы; это настоящая боевая единица!

Следующие несколько дней заключенные залезали на чердак, спускались в склад и таскали винтовки и патроны. Оружие они прятали в разрушенном доме. Александр тем временем договорился с шофером одной из машин о том, что тот вывезет их в лес, к партизанам. Правда, Александру этот водитель не понравился – какой-то он был слишком болтливый и на словах неумеренно храбрый. Такие люди обычно не бывают надежными. Но что делать? Другого водителя на примете не было. Этого другого надо было долго искать, а Александра гнало вперед нетерпение. Они с водителем даже дату побега согласовали…

На счастье для Печерского и Аркадия Вайспапира, в тот день их с утра направили работать на другой объект. Александр переживал – что, если товарищи решат бежать без него? Но все оказалось гораздо страшнее. На вечернем построении, где встречаются заключенные из разных групп, Печерский узнал страшную правду.

Неизвестно, то ли водитель их выдал, то ли гитлеровцы заметили пропажу винтовок. Во всяком случае, во двор, где работала их группа, приехал целый грузовик немцев. Они оцепили двор и приказали всем заключенным спуститься в находившийся здесь котлован. А потом натравили на людей собак. Стояли и смотрели, как звери рвут заключенных на части.

Насладившись этим зрелищем, гитлеровцы погнали тех, кто еще мог ходить, назад в лагерь. Здесь прошла основная экзекуция. Заключенным велели раздеться и столкнули их в яму с кипятком. Этой акцией руководил сам комендант лагеря Лёкке со своими помощниками Ваксом и Городецким. Заключенных доставали из ямы, обливали холодной водой – и снова бросали в кипяток. Так делали, пока все они не погибли.

Печерский и Вайспапир тоже должны были попасть в эту яму, однако они вернулись в лагерь со своего объекта, когда экзекуция уже закончилась. Было ясно, что жить им осталось одну ночь, что на следующий день немцы доберутся и до них. Но случилось чудо.

На следующий день, 18 сентября, ранним утром всем евреям велели выйти из бараков, забрав с собой все свои вещи. Велели выстроиться в очередь за получением хлебной пайки – трехсот граммов хлеба. Никто не знал, что происходит, что их ждет. Предчувствия были самые тревожные. Хотя двор был заполнен людьми, но стояла полная тишина. Дети в страхе жались к матерям. И хотя в то утро никого не пороли, не обливали кипятком, не травили собаками, люди испытывали тревогу.

Помощник коменданта Вакс, играя плеткой, обратился к узникам с такой речью:

– Вам повезло! Сейчас вас отведут на вокзал, и вы поедете в Германию. Фюрер дарует вам жизнь. Вы будете работать в Германии как квалифицированные специалисты и честным трудом оправдаете свое никчемное существование. Вместе с вами поедут ваши семьи, и вещи можете взять с собой.

Позже оказалось, что вся эта речь представляла собой циничную ложь. Она входила в общую систему лжи, которую создало руководство нацистов вокруг программы уничтожения всех евреев Европы.

Впрочем, кое-что было правдой. Женщин и детей действительно погрузили в машины и повезли на вокзал. Мужчин построили в колонну и погнали туда же пешком. Но уже когда колонна проходила мимо гетто, его жители, сами изголодавшиеся, стали бросать через колючую проволоку хлеб, картошку, морковь и кричать:

– Вас ведут на смерть! Вы слышите? На смерть!

И вот колонна пришла в поле. Там, в тупике, вдали от вокзала, на рельсах стояли 25 товарных вагонов. В каждый загоняли 70 человек – мужчин, женщин, детей. В вагонах не было ни нар, ни скамеек. Да и зачем они? Ведь было так тесно, что даже присесть было нельзя. Стояли, прижатые друг к другу.

Так они ехали четверо суток, не зная, куда. За все это время им не дали ни крошки хлеба, ни капли воды. И из вагонов не выпускали, нельзя было справить нужду.

Рядом с Печерским оказалась молодая женщина с трехлетней девочкой на руках. Эту девочку – золотоволосую, с синими глазами – Александр заметил еще в лагере в Минске. Они разговорились. Мать девочки рассказала, что она студентка Политехнического института, а ее муж – военный врач. Где он теперь, она не знает. Хочет верить, что он жив.

– Как тебя зовут? – обратился Александр к малышке.

– Этеле.

– Иди ко мне. Ведь маме трудно держать тебя на руках.

Девочка доверчиво протянула ручки, перешла к Печерскому. Склонила голову ему на шею и сразу же задремала. Мать Этеле, видимо, чувствовала себя неловко и то и дело порывалась взять ребенка обратно. Однако Александр видел, что она сама едва держится на ногах, и каждый раз качал головой и говорил:

– Нет, я не устал, подержу еще.

Была одна причина, почему он так охотно взял на руки Этеле. Два года назад он ушел из дома на фронт, оставив там единственную дочь, Эллочку. И когда он держал на руках этого ребенка, ему казалось, что это голова его дочери лежит у него на груди…

Но вот ребенок проснулся и стал беспокойно оглядываться.

– Я здесь, рядом, – успокоила ее мать.

– Мама, мне жарко! – пожаловалась девочка. – И я хочу домой…

Что можно было ей ответить? В вагоне и правда царила ужасная духота. Но сделать с этим было ничего нельзя. И домой Этеле не могла вернуться, можно было только попытаться отвлечь ребенка от печальной действительности. И Печерский спросил: