Иван Беркутов - Собибор. Восстание в лагере смерти

– Надеюсь, что не хватятся. Но без вас нельзя проводить совещание – у вас очень важная роль в восстании. Так, теперь пусть Аркадий встанет снаружи у дверей и следит за каждым, кто подойдет к мастерской. Лишние уши нам не нужны.

Когда Аркадий Вайспапир занял свой наблюдательный пост и все расселись по местам, Печерский начал излагать план восстания:

– В первую очередь мы должны уничтожить офицерскую группу, управляющую лагерем. Только при этом условии наше восстание имеет шансы на успех. Оставшись без офицеров, охранники и капо будут лишены руководства. Они не будут знать, что им делать. Вряд ли кто-то из охранников возьмет на себя инициативу и станет руководить борьбой с восставшими. Враги будут разрознены. Так что уничтожение офицеров – самая важная задача. Убить их нужно поодиночке, без малейшего шума. И при этом быстро – не более чем за час. Быстрее вряд ли получится, а растягивать на более долгое время опасно – кого-то могут хватиться, поднимут тревогу.

Уничтожение немецких офицеров осуществят самые надежные участники восстания из числа советских военнопленных, по моему выбору. Это будут люди, которых я лично знаю и уверен, что на них можно положиться. Для такого дела потребуются люди отважные, решительные, с твердой рукой. Минута колебания, провал только одного участника операции могут привести к гибели всех.

После обеда, в половине четвертого, Бжецкий отведет во второй лагерь трех человек, по моему указанию. Эти трое уничтожат четверых гитлеровцев. Борух должен пригласить этих четверых – конечно, поодиночке – в помещение, где все и будет сделано. Надо обеспечить, чтобы в это время из лагеря никто не выходил. Кто попытается поднять шум – будет ли это капо, вахман или простой заключенный – надо заставить его замолчать. Любым способом! Это ясно?

Печерский оглядел товарищей; все молча кивнули. Он повернулся к Шломо:

– Шломо, сынок, сколько у нас оружия?

– Готовы тридцать шесть ножей и двенадцать топоров, – отвечал Шломо. – Но патронов мало…

– Придется обойтись тем количеством, которое удалось собрать. Теперь слушайте дальше. В четыре часа специальная группа перережет телефонную линию, которая ведет через второй лагерь к резерву охраны. Руководить группой будет электрик Дунец. Ты как, готов?

– Я давно готов, – отозвался Дунец. – Выберу время, когда часовые смотрят в другую сторону, и мои ребята перережут проводку и телефонный кабель.

– Учти: провод надо срезать с обеих столбов и обязательно спрятать, чтобы немцы не могли быстро восстановить связь, – сказал Печерский. – В это же самое время, в четыре часа, начинается уничтожение офицеров в нашем, первом лагере. Их, также поодиночке, приглашают в мастерские. В мастерских их будут ожидать те, кто осуществят ликвидацию. До половины пятого все должно быть закончено. Самое трудное – это заманить эсэсовцев в мастерские. Надо это сделать так, чтобы не вызвать подозрений. Кто возьмется?

– Давайте я! – послышался звонкий голос.

Это говорил Тойви – самый юный среди членов группы. Печерский с сомнением посмотрел на него, спросил:

– Сколько тебе лет, Тойви?

Но парень не стал отвечать на этот вопрос. Он тряхнул головой и заявил:

– Я смогу, не сомневайтесь! Они меня не стесняются. Не ждут от меня подвоха. Может, от кого другого и ждут, а от меня – нет. Ведь я такой худой, такой слабый… Я им чищу одежду, ботинки… Я знаю, кому и как сказать, что в мастерских их ждут красивые вещи – сапоги, перчатки, бумажники, шляпы… Они жадные, они сразу пойдут.

– Хорошо, – кивнул Печерский. – Это задание – твое. Троих убьем у портных, одного у шляпника. Семен убьет Френцеля в столярной мастерской – тот должен прийти посмотреть, как делают его сервант. В половине пятого все будет кончено. И тогда Бжецкий строит всех заключенных в колонну, как будто для выхода на работу. В голове колонны пойдут члены нашей группы. Они нападут на оружейный склад, захватят оружие.

– Но ведь их могут увидеть капо и охранники, оставшиеся в лагере! – заметил Лейтман.

– Их прикроют те, кто идет сзади. Итак, передовая группа захватывает оружие и нападает на охрану у ворот, а также на караульное помещение.

– Это без шума сделать не получится, – сказал Цыбульский. Он уже знал, что ему поручено идти в той самой передовой группе, захватывать оружие на складе и уничтожать охрану лагеря.

– Да, с этого момента секретность кончается, – кивнул Печерский. – С этого момента мы действуем открыто. Но к этому времени все задачи будут выполнены. Останется только организованно и без потерь покинуть лагерь.

– Скажи, Саша, а ты не предусмотрел каких-то неожиданностей? – спросил осторожный Лео. – Вдруг кто-то из немцев или капо что-то заподозрит? Или один из наших забудет, что ему надо делать, занервничает и все пойдет наперекосяк?

Печерский кивнул.

– Такое может быть. Даже скорее всего, что будет. Никогда ни один план не удается выполнить так, как он составлен. Может случиться, что охрана спохватится раньше, чем мы рассчитываем, и откроет огонь из пулеметов. Ведь у них там, возле ворот, есть два пулемета. Если мы к этому времени успеем захватить оружие, то ответ ясен: мы вступаем в бой и все равно уничтожаем охрану. Только с боем.

– А если не захватим? Если у нас будут одни ножи да топоры? – спросил Шмуэль.

– На этот случай у меня тоже есть план, – ответил лейтенант. – Недалеко от нашей мастерской, почти у самого ограждения, находится офицерский дом. Если выглянуть вон из того окна, можно его увидеть.

– Да все мы знаем, где офицерский дом! – воскликнул нетерпеливый Цыбульский. – На что он нам? Мы что, будем там ночевать?

Это было сказано с такой горячностью, что многие невольно улыбнулись. Однако Печерский остался серьезным.

– Нет, Борис, ночевать мы там не будем, – сказал он. – Но меня очень интересует поле за этим домом. Мне кажется, его не должны минировать так же, как остальные участки. Вдруг туда выбежит заключенный, взорвется – и осколки попадут в господ офицеров? Нет, думаю, что поле там заминировано только сигнальными минами, вхолостую.

– Ага, значит, там можно прорваться! – воскликнул Калимали.

– Да, можно! Здесь, у офицерского дома, мы и прорвем проволочные заграждения. Те, кто будут идти впереди, будут нести с собой доски, крупные камни – и бросать их перед собой.

– Зачем? – удивился Лейтман. – Ведь ты сказал, что мины там сигнальные…

– Это только мое предположение. А как на самом деле, я не знаю. Но даже сигнальная мина, взорвавшись под ногами, может оглушить. Лучше предусмотреть худший вариант. Поэтому мы понесем камни и доски. Мины, какие там есть, взорвутся, и дорога будет очищена.

Печерский закончил, оглядел собравшихся.