Юрий Кузнецов - Тропы вечных тем: проза поэта

И тут начинается подделка под искусство. Поэту изменил вкус. Не верьте первому взгляду, как не поверил Маяковский, когда по рассеянности прочёл на вывеске «Сказочные материалы» вместо «Смазочные материалы». Фраза «Хорошая девочка Лида», написанная на тротуаре, фальшивая. В самом деле, что хорошего в увековечивании собственных пылких чувств: на тротуарах, на заборах — мелом, на деревьях, на скамейках — ножом? Но люди так делали испокон веку, это их бессмертная пошлость. Мальчишка, который заявил о своей любви мелом на тротуаре, не отличался, конечно, ни богатым воображением, ни здоровым вкусом. И если уж не отходить от достоверности, то надо признать, что скорее всего он написал банальное, ну например: «Лида + Витя». «Хорошая девочка Лида» — это банальность навыворот, это красивая ложность, которую поэт внушает трёхкратным повторением. Не убеждает громкое сравнение с Пушкиным и Гейне, любовь которых освящена их гением.

Дальше пыл мальчишки приобретает поистине грандиозный размах.

«Хорошая девочка Лида»? Представьте, что сквозь сияние этой красивой фразы на ночном небе вырезывается достоверное «Лида + Витя», и вы всё поймёте: и размах пошлости, и высоту подделки под красивые чувства.

Ложные поэтические красивости, заявил Смеляков, он нарочито отвергает, но это не совсем так. Стихотворение «Если я заболею» полно таких декоративных метафор. Но там есть живая капля иронии, она в самом начале и создаёт всему стихотворению странное освещение.

«Не сочтите, что это в бреду» — ирония хитрая, это ирония навыворот, т. е. это полная серьёзность просьбы, с которой поэт обращается к друзьям. В буквальном смысле просьба «постелите мне степь» — неестественна, в реальной жизни действительно похожа на бред. Больной же поэт настаивает на прямом смысле. Мы с этим уже встречались. Так поэт реализовывал кольца Кольцова и Курбского. «Порошков или капель не надо» — это так же серьёзно, как «не сочтите, что это в бреду». Дескать, порошков не надо, лучше забинтуйте мне голову горной дорогой. «Забинтуйте горной дорогой» — сказано именно в прямом, а не в переносном смысле и с таким же сознанием реальности, как и «порошков или капель не надо». Сама ирония, и на редкость злая, скрывается в таком несоответствии и вздорности совмещения прямого и переносного смыслов. И, заметьте, все метафоры зрительны.

Чувство некоей ироничности блуждает в стихах Смелякова, как болотный огонёк, то появляется, то исчезает. Оно издевается иногда над самим поэтом.

В ранее цитированном «Государственном мосту», где поэт понимает, какие чувства испытывает Сулейман Рустам, он говорит:

Какая может быть у человека поза, когда у него разрывается сердце! Призрак некоей лживости, поддельности, как болотный огонёк, часто мерещится Смелякову.

Вот он мелькнул в другом стихотворении:

Намёк на поддельность присутствует в умопомрачительном «Непрошенном стихотворении»:

«Верьте»! Дескать, сиденья и кузова автомашин мне нравятся вовсе не ради позы, не из рисовки, не ради маскировки под кого-то. Сияет этот огонёк и в стихотворении «Машенька»:

«Отнюдь не жулик и нахал»! Отнюдь не из позы!

Полным блеском блестит этот огонёк в стихотворении «Николай Солдатенков».

«Глядел с любовной верой, а совсем не напоказ»! Кстати, заметьте, мягко говоря, безвкусицу, — на что же глядел? На блестящий кипяток, как на Венеру! На Венеру, одно созерцание которой выпрямляет скомканную душу человека, по словам Успенского. Да и «смотреть напоказ» — сказано не по-русски.

Но продолжим рассказ о навязчивой идее какой-то поддельности. Она наглядна в «Оде русскому человеку», вошедшей во многие сборники Смелякова.

Представьте себе рабочего человека, зашедшего в пельменную пообедать в замасленной спецовке. Явление знакомое. Но вся необычность состоит в том, что замасленная спецовка на рабочем — не маскировка. Но встаёт резонный вопрос, зачем маскироваться рабочему в замасленную спецовку, ради чего? На крайний случай это неприлично — появляться к обеду в грязной спецовке. Но логика вещей говорит нам о том, что поэт, вероятно, имеет в виду какую-то категорию не трудящихся людей, которая подделывается под работяг, надевая замасленные спецовки. Но кто же будет заниматься таким нелепым переодеванием? Может быть, иностранный шпион? Кроме него некому.

В стихотворении «Роза Таджикистана» поэт говорит о естественности своего чувства.

Заметьте, не притворялся, не играл, когда иронизировал над отношением к розам. Понимай сам, читатель, где тут поза, а где ирония. Тем более, что ироничное отношение к аристократическому цветку розе — это и есть свирепое позёрство рабфаковской юности поэта. Так и символ рабочего человека — замасленная спецовка. А не позёрство ли это со стороны автора — восхищаться своим героем-рабочим, когда он сидит в грязной одежде в столовой! Дескать, он загрязнил её не напоказ, не ради позы, не рисуясь, а взаправду, в процессе работы.