Юрий Кузнецов - Тропы вечных тем: проза поэта

Нас захлестнул сейчас поток информации. Наше познание умножило скорость. Двадцатый век стал веком скоростей. Но познание — ещё не мудрость. В наши дни мудрость — редкость. Постоянно увеличивающиеся скорости влияют на падение духовного потенциала. При высоких скоростях всё мелькает, в душе ничего не закрепляется. Появляется инфантильность. Нравственно человек перестаёт расти. И это вызывает тревогу.

Но лично моя тревога далека от отчаяния. Силы человеческие изнутри всё же сопротивляются. Молодёжь стала больше сегодня увлекаться гуманитарными науками. Активно развивается сейчас историческое мышление.

— Но вы сами в одном из стихотворений заметили:

— Это написано в 78-м году. Сегодня мы наблюдаем, как человек усиливает сопротивление мельтешению. И это сопротивление будет расти. Другое дело — встречаются трудности, выявляются слабые места сопротивления бездуховности.

А вслед за сопротивлением равнодушию должна прийти пора создания духовных ценностей. Пока мы только хотим сохранить культурные ценности. Этим занимается, в частности, ВООПИК. Плач по всей Руси великой стоит — сколько было взорвано за последние десятилетия ценных памятников. Вот почему возникли движения в защиту окружающей среды, исторических реликвий и т. д. Но этот процесс должен перейти в этап созидания духовных ценностей. Надо созидать каждому на своём месте. Тогда и очистится омрачённая нравственность атомного века.

— Критики многие ваши строки (скажем, «Я пил из черепа отца …») и даже целые стихотворения (например, «Седьмой») восприняли кощунством. Ваше понимание кощунства.

— Первое, что надо сказать, — запретных тем в творчестве больше не существует. А второе, нельзя каждую строку понимать буквально.

Ст. Рассадин однажды предложил заменить мою строку «Я пил из черепа отца» другой. Что получилось? Герой пьёт из… пьяного торца… за правду на земле. Но как это возможно? Здесь нужно что-то высокое. Мой герой пил символически. А Рассадин вложил буквальный смысл, и это, естественно, ошарашило читателей.

А стихотворение совсем о другом — о памяти, о чести.

И балладу «Седьмой» критика не поняла. Эта тема преступления сына перед матерью присутствует в фольклоре. Вспомните греческие мифы об Эдипе. К ней обращался в своих трагедиях Софокл. Да, баллада написана на жестоком материале.

И многие поняли её в бытовом плане. Но если так воспринимать литературу, то «Преступление и наказание» надо считать уголовной хроникой.

Как я понимаю кощунство? Это поругание святыни, осквернение святыни.

Меня часто обвиняют в безнравственности, в том, что я глумлюсь над высокими понятиями. Я не согласен. Тогда надо ругать и Блока, который, обращаясь «К музе», писал: «И была роковая отрада в попиранье заветных святынь…». Правда, лично я до сих пор не могу понять, что поэт имел здесь в виду.

Скажу так, многие обвинения зависят от уровня нравственности критика. Привешивать ярлыки — дело нехитрое. Куда сложней — понять поэта. У нас многие критики и читатели просто не хотят, чтобы их тревожили. Хотят всё видеть в розовом цвете. Я вот недавно слышал песенку Розенбаума: «А может быть, и не было войны?». Мне стало страшно. Что это такое? Как — не было войны. А коснёшься правды — сразу следует обвинение в кощунстве. Люди хотят спокойненько жить.

Мир мой неуютный, с космическими какими-то вихрями. Столб взрыва идёт на меня, на мою детскую память. А всё это я освоил душой. Наверное, нравственность должна быть дай бог какой, если я не надорвался, не стал пессимистом.

Вообще хочу заметить, многие претензии критики к моим стихам основаны на недоразумениях и невнимательном чтении. У меня создаётся впечатление, что у критиков глаз постоянно скользит, что они не умеют читать. Приведу такой пример. Как-то критик С. Чупринин обратил внимание на мои строки: «В этом мире погибнет чужое, но родное сожмётся в кулак» — и публично обвинил меня чуть ли не в русском шовинизме. Критик даже не попытался вчитаться, вглядеться, что не случайно на первое место поставлено чужое, а уже затем родное. Значит, уничтожает чужое уже третья сила. В каком же шовинизме после этого можно упрекать поэта? Я этого не понимаю.

— Ваше отношение к книге, к книжному собирательству?

— Здесь кроется одно противоречие, которое изжить невозможно. Сократ, например, не написал ни строчки. Многие его мысли изложил Платон. В чём здесь дело?

Сократ был мудрецом. Он содержал все мысли в голове, имел колоссальную память. Этим и отличались мудрецы и в дописьменный период. Они все знания держали в своей голове, в своей душе, словом, хранили в себе. Когда же возникла книга, память человечества стала ослабевать. Человек доверился книге. Благодаря книге он многие знания держит теперь не в себе, а рядом — на полке. Когда ему что-то требуется, он обращается к книжной полке. Но это находится за пределами его памяти.

Здесь и появляется противоречие. Раз многое доверено книге, потеряна в какой-то степени самостоятельность человеческого мышления, то исчезли мудрецы и появились любомудры — любители мудрости. Чувствуете разницу в понятиях! А так как с изобретением печатного станка количество книг стало увеличиваться, то ещё не известно, чего больше — добра или зла — принесли книги, ведь сколько различной чепухи, безликих стихов, романов, имеющих форму непомерно растянутых очерков выходит теперь на свет.

Человек доверился слову. Это с одной стороны. А с другой — мудрец знал всё. И всё было в нём. То, что он говорил, это было, так сказать, активное его знание. Это было знанием, которое слышал народ, та часть айсберга, что возвышалась над водой. Но он обладал ещё огромным пассивным знанием, которое держал при себе, не высказывал.

Теперь в человеке остался один актив, а вся подводная часть айсберга ушла в книги. Вот почему всегда надо иметь книги. Всякому культурному человеку нужна домашняя библиотека.

Сегодня возврат к бесписьменному периоду невозможен. Без книг жить нельзя. Но знать, что человеческая память ослабла и библиотека — подспорье для памяти, это необходимо.

— Что цените в человеке?

— В юности ценил ум, сейчас — доброту. Люблю пословицу: «Много на свете умного, да мало доброго».

— И последний вопрос: не собираетесь обратиться к прозе?

— Зачем писать прозу, если она будет похожа на мои стихи. Проза сегодня нуждается в новом качестве. Состояние современной прозы, манера предметного описания жизни меня не удовлетворяет. Я не хочу так писать. А как надо сейчас писать прозу — не знаю. Разбавлять же свои стихи, делать на основе своих баллад новеллы — не хочу.