Альва Бесси - Антиамериканцы

— Коммунистический Интернационал оказывал большое влияние на ход войны, что подтверждается тем, что многие политические и военные руководители, как я уже сказал, были коммунистами, а многие иностранцы-коммунисты занимали командные посты в республиканской армии. Об этом свидетельствует также огромный размах пропаганды во время войны, которая, по общему признанию, была организована и велась коммунистическими партиями всего мира.

— Очень хорошо, — отозвался Биллингс и тут же, словно вдруг вспомнив что-то, снова обратился к свидетелю — Между прочим, сэр, в своих показаниях перед комиссией по расследованию антиамериканской деятельности обвиняемый назвал имя человека, который, как он сказал, командовал американскими добровольцами, проходившими подготовку перед отправкой на фронт. Его фамилия… (он заглянул в бумаги) майор Томпсон. — Биллингс взглянул на Лэнга. — Вы знали майора Томпсона?

— Я встречал его.

— Вам известно, к какой политической партии он принадлежал в то время?

— Он был коммунистом.

— В какую дивизию входил батальон имени Линкольна?

— В 35-ю дивизию испанской республиканской армии.

— Кто был командиром дивизии?

— Он называл себя генералом Вальтером.

— Это его настоящее имя?

— Его настоящее имя Кароль Сверчевский. Он поляк.

— В какой партии он состоял?

— Сверчевский — коммунист. После окончания войны в Испании он вернулся в Польшу через Советский Союз. Я думаю, что он принимал участие в войне против немцев. Сейчас он заместитель министра национальной обороны польского правительства.

— То есть коммунистического правительства?

— Да.

— Ну, а теперь, мистер Лэнг, скажите, есть ли какая-нибудь существенная разница между иностранным коммунистом, являющимся, как уже было сказано, членом международной организации, контролируемой Советским Союзом, и военнослужащим армии Советского Союза?

— Возражаю, — вмешался Сэм. — Это явно наводящий вопрос.

— Возражение отклоняется, — решил судья. — Мне кажется, вопрос не выходит за рамки компетенции свидетеля, как эксперта.

— Существенной разницы нет, — ответил Лэнг. — Он чувствовал, что допрос подходит к концу, и все больше нервничал. Это были лишь цветочки, и все заверения Биллингса о благополучном исходе лопнули как мыльный пузырь, когда он заметил, что Табачник и Бен Блау с ожесточением пишут что-то за своим столом.

— Вы знакомы с обвиняемым Беном Блау?

— Я знаю его с 1938 года. Изредка мы встречались.

— У вас есть какие-нибудь причины относиться к нему пристрастно?

— Совсем наоборот. Я знаю его как смелого человека, искренне преданного своим убеждениям.

— Он когда-нибудь говорил вам о своей партийной принадлежности?

— Да.

— Когда и где?

— В 1939 году у меня дома Блау сказал, что он коммунист.

— Есть ли у вас доказательства, что он остается коммунистом и сейчас?

— Возражаю, — встал Табачник. — Вопрос не относится к делу.

— Возражение принимается.

Биллингс повернулся к Сэму:

— Свидетель в вашем распоряжении.

— Ваша честь, — заявил Сэм. — Я хотел бы обратиться к суду с ходатайством.

Айнхорн повернулся в своем кресле и оглядел зал заседаний. Бен обратил внимание на совершенно бесстрастное лицо судьи: на нем невозможно было что-нибудь прочесть.

— В чем суть вашего ходатайства? — спросил Айнхорн Табачника.

— Я прошу, ваша честь, исключить из стенограммы все показания мистера Лэнга на том основании, что они совершенно не представляют ценности как доказательства, не объективны и не имеют никакого отношения к тому, в чем обвиняют моего подзащитного.

Судья Айнхорн снял свои восьмиугольные очки.

— Ходатайство отклоняется, — проговорил он. — Суд объявляет перерыв до двух часов дня…

— А теперь, мистер Лэнг, — начал Табачник, — скажите нам, кто был президентом Испанской республики в 1938 году?

— Мануэль Асанья.

— Он был коммунистом?

— Нет.

— Кто был премьер-министром?

— Хуан Негрин.

— Коммунист?

— Нет, не коммунист, — Лэнг подумал, что если так пойдет и дальше, то опасаться нечего.

— Кто был министром иностранных дел Испании?

— Альварес дель Вайо. Он тоже не был коммунистом.

— Благодарю вас, — поклонился Сэм. — Об этом я у вас не спрашивал.

— Но не замедлили бы спросить, — чуть усмехнулся Лэнг.

— Вы, оказывается, не только эксперт по международным делам, но и специалист по чтению чужих мыслей?

— Советую и защитнику и свидетелю не пререкаться, — вмешался судья Айнхорн.

— Вы не сможете назвать дату последних свободных выборов в Испании? — спросил Сэм.

— Полагаю, это было в феврале 1936 года.

— И сколько коммунистов было избрано в то время депутатами в парламент?

— Если не ошибаюсь, пятнадцать.

— Из общего числа депутатов?

— Примерно из четырехсот пятидесяти.

— Четырехсот семидесяти трех, — уточнил Табачник. — А сколько коммунистов было в составе кабинета, когда Франко начал мятеж в июле 1936 года?

— Ни одного. Но несколько коммунистов вошли в состав кабинета позднее.

— Они захватили власть, совершив государственный переворот, или были назначены конституционным путем?

— Они были назначены.

— Конституционным путем?

— Конституционным путем.

— Знакомы ли вы с тринадцатью пунктами правительства Негрина, провозглашенными 30 апреля 1938 года, в которых излагались цели войны этого правительства?

— Более или менее. Но я не мог бы назвать их все по памяти.

— Эти тринадцать пунктов представляли собой программу построения социализма в Испании?

— Нет.

Табачник вручил клерку брошюру, и тот немедленно передал ее судье.

— Я представляю в качестве доказательства официальную программу испанского республиканского правительства — я только что ссылался на нее, — пояснил Сэм. — Брошюра издана в Барселоне в мае 1938 года.

— Если не последует возражений, — заявил судья Айнхорн, — то она будет принята.

Биллингс хранил молчание.

— Мистер Лэнг, — снова заговорил Табачник, — считаете ли вы, что правительство, которое было избрано весной 1936 года и против которого Франко поднял мятеж в июле того же года, было коммунистическим или социалистическим?

— Нет, я не сказал бы.

— Вы присутствовали на пленуме Центрального Комитета коммунистической партии в Мадриде в мае 1938 года?

Лэнг молчал; его лицо выражало удивление.

— Об этом говорится в вашей книге «Мадрид будет…», мистер Лэнг, — добавил Табачник.

— Да, конечно, — согласился Лэнг. «Как он мог забыть, что посвятил целую главу своей книги пленуму Центрального Комитета партии, на котором присутствовал по приглашению Долорес Муньос!»

— Может быть, вы хотели бы освежить в своей памяти это событие? — осведомился Табачник, передавая Лэнгу экземпляр его книги. — И тогда, возможно, скажете, довелось ли вам слышать на пленуме что-нибудь относительно намерения испанских коммунистов захватить власть, как тут говорилось в некоторых показаниях…