Альва Бесси - Антиамериканцы

— Не помню, — твердо ответил Лэнг. (Это был наиболее безопасный ответ).

— Я имею в виду то, что произошло 17 сентября 1939 года, — уточнил Сэм.

— Я не могу вспомнить.

Помолчав, Сэм снова обратился к свидетелю:

— Не можете вспомнить потому, что были мертвецки пьяны, или…

— Возражаю!

— Возражение принимается.

— Мистер Лэнг, — продолжал Табачник, — вас когда-нибудь помещали в психиатрическую лечебницу?

— Никогда! — решительно заявил Лэнг. Он был вне себя.

— Но вам приходилось лечиться у психиатра?

Лэнг молчал, его лицо залила краска.

— Ваша честь, — снова поднялся Биллингс, — сотни тысяч, буквально миллионы людей лечатся у психиатров и…

— Это возражение?

— Безусловно. На том основании, что вопрос не относится к делу.

— Возражение отклоняется.

— Да, лечился, — с жалким видом пролепетал Лэнг. «Этот негодяй Мортон снова предал меня! — пронеслось у него в голове. — Это он, наверно, сообщил в ФБР о его кратковременном пребывании в партии, а сейчас защитник, чтобы погубить его репутацию, использует в суде тот факт, что он лечился у Мортона». — Лэнг недоумевал, почему Табачник до сих пор не перешел к тому, в чем он действительно был уязвим, — к вопросу о его пребывании в коммунистической партии.

— В Испании, мистер Лэнг, вы были не только корреспондентом телеграфных агентств, но и одновременно агентом разведывательной службы правительства Соединенных Штатов?

— Нет, я ке был агентом, — ответил Лэнг, вспоминая, что в комиссии по расследованию антиамериканской деятельности ему уже задавали подобный вопрос.

— Но как журналист вы, конечно, сотрудничали с американским посольством и военным атташе армии Соединенных Штатов?

— Что вы имеете в виду под словом «сотрудничество»?

— Именно то, что делают все аккредитованные корреспонденты, мистер Лэнг, когда их просят об этом, — сбор и доставку нужной информации.

— Я прошу изъять вопрос защитника из стенограммы, — потребовал Биллингс. — Он не имеет отношения к данному судебному разбирательству.

— Просьба прокурора удовлетворяется, — объявил Айнхорн.

— Вы знали бойца батальона имени Линкольна, по имени Джо Фабер?

(«Вот оно! — похолодел Лэнг. — Теперь это действительно голос Блау!» Он отчаянно пытался припомнить, что рассказывал ему в тот вечер, в 1939 году, когда был пьян, а Бен спросил его о дневнике Джо… «Но что случится, если я отвечу сейчас: нет, я не помню никакого Фабера? Тогда Табачник вызовет в качестве свидетелей Буша и других, кто был там, в тот момент, когда…»)

— Мне кажется, я его знаю, — выжал наконец из себя Лэнг.

Биллингс заметил отчаяние в его глазах и поспешно поднялся со своего места.

— Ваша честь, — обратился он к судье. — Я вынужден возразить. Имя мистера Фабера (кажется, так?) раньше не упоминалось на данном процессе. Вопрос не обоснован.

— Мистер Табачник, с какой целью вы задали этот вопрос? — повернулся Айнхорн к Сэму.

— С той же целью, что и предыдущий вопрос. Речь идет об искренности мистера Лэнга и его надежности, как свидетеля.

— Можете продолжать.

— Мистер Лэнг, насколько я понял, вы, видимо, помните мистера Фабера. Но разве вы не виделись с ним в начале апреля 1938 года, в тот день, когда впервые встретили и обвиняемого?

— Кажется, виделся.

— И разве вы не встречались с ним снова, несколько позже, в том же 1938 году, когда волонтеры стояли на отдыхе у реки Эбро?

— Да.

— И разве не на ваших глазах 19 августа 1938 года на высоте «666» в Сьерра-Пандольс Фабер скончался, раненный фашистской миной?

— Я не уверен в точности даты.

— Но вы присутствовали при его смерти?

— Да.

— Теперь вернемся снова к вашей второй встрече с Джо Фабером во время стоянки добровольцев на отдыхе. Скажите, мистер Лэнг, Фабер не передал вам тогда свою записную книжку?

(«Да, да! Это говорит негодяй Блау! — лихорадочно размышлял Лэнг. — Так вот к чему ведет Табачник! Черт бы побрал этого Биллингса! Почему он не предугадал? Да, но ты же ничего не говорил ему о Фабере!.. Они окончательно запутают меня, если я стану продолжать в том же духе… Но будь я проклят, если соглашусь безучастно взирать на свои собственные публичные похороны! „Какого вы мнения о человеке, который предает другого?..“ Один из нас лишний — или Блау, или я. Пусть это будет Блау!»)

— Передал, — ответил он.

— Фабер просил вас переслать эту личную записную книжку его невесте мисс Нелли Пиндик в Филадельфию?

— Да. Но я ничего не знаю о его интимной жизни.

Сэм никак не реагировал на плоскую остроту Лэнга и сделал паузу, чтобы присяжные успели осмыслить услышанное.

— И вы переслали ее? — спросил он минуту спустя.

— Нет.

— Вы ее потеряли?

Лэнг не ответил.

— Вы передали ее в американское посольство? — продолжал Табачник, используя выгодное положение и мысленно благодаря Бена. Именно Бен убедил его придерживаться такой линии допроса, хотя сам он считал, что она связана с определенным риском и вряд ли к чему-нибудь приведет.

(«Боже мой! — ужаснулся Лэнг. — Неужели им известно, что я передал ее Бринкеру, помощнику военного атташе? Но как они могли узнать об этом, если только у них нет шпионов в американской армии и этот негодяй Бринкер не является одним из них?..»)

— Или, быть может, вы передали ее американскому военному атташе в Испании?

— Ваша несть, — Биллингс нетерпеливо повернулся к судье, — защитник задал сразу три вопроса и не дает свидетелю возможности ответить на них.

— У свидетеля вполне достаточно времени, — парировал Сэм. — Кроме того, он может ответить на любой из этих трех вопросов.

Лэнг был потрясен. Он посмотрел на Биллингса, но тот (мерзавец!) уставился в пол. Он не мог сказать «да», как не мог сказать «нет», и понимал, что ответить «я не помню» или что-нибудь в этом роде значило бы навлечь на себя сильное подозрение присяжных, которые и без того слушали с напряженным вниманием. «Атака, всегда атака! Да, но атаку нужно подготовить…»

Лэнг чувствовал, что ненавидит этого отвратительного человека, стоящего перед ним с таким удивительным самообладанием и самоуверенностью. Странная вещь! Блау был так же отвратителен, как Табачник, а Табачник — как Блау. Два сапога пара. «Почему у коммунистов такой отталкивающий вид? — думал Лэнг. — Почему они всегда выглядят какими-то чужими?» И он вдруг понял, что ненавидел Блау с того самого момента, когда впервые встретился с ним. «Эти люди без колебания уничтожат всякого, кто заявит о своем несогласии с ними, если даже он делал для них все, что в его силах».

— Допускаю, что так я и сделал, — ответил Лэнг.

— Что вы хотите этим сказать? Разве вы не помните такой простой вещи?

— Это было давно… это было десять лет назад.