Альва Бесси - Антиамериканцы

— Прошу вычеркнуть это замечание защитника из стенограммы суда, — в негодовании повернулся Биллингс к Айнхорну.

— Замечание будет вычеркнуто, — заверил судья.

После этого эпизода Сэм попросил пятиминутный перерыв для консультации со своим клиентом.

Направляясь со свидетельского места к столу обвинения, Лэнг не мог оторвать глаз от Сэма и Бена. Они сидели рядом, просматривая свои записи и уточняя план дальнейших действий. Лэнг считал, что пока неплохо справлялся со своей ролью. Это подтвердил и Биллингс, который поздравил его и снова заверил, что нет никаких оснований для беспокойства. И все же Лэнг не мог отделаться от мысли, что пятиминутный перерыв — это своего рода «психическая атака» со стороны Бена Блау и его защитника.

Когда перекрестный допрос возобновился, Табачник негромко спросил:

— Мистер Лэнг, что произошло с генералом Вальтером?

— Я сказал о нем все, что знал.

— Вы утверждали, что он в настоящее время заместитель министра обороны Польской Народной Республики и член Центрального Комитета Польской рабочей партии, не правда ли?

— Да, утверждал.

— Между прочим, мистер Лэнг, разве вы не знаете, что генерал Вальтер — Кароль Сверчевский — убит фашистами на польской границе 28 марта 1947 года, то есть более года назад?

— Это мне неизвестно. Но если он и в самом деле убит, то я не назвал бы фашистами тех, кто его убил.

Скорее я назвал бы их польскими патриотами, не желающими жить под властью коммунистов.

— Вот как! — воскликнул Сэм, а Лэнг подумал: «Когда же он начнет действовать? Когда обрушится на меня?» — Вы заявили также, — продолжал тем временем Табачник, — что нынешнее польское правительство является коммунистическим. Правильно?

— Да, заявил. И это факт.

— А как, мистер Лэнг, вы относитесь к тому факту, что польское правительство представляет собой демократический блок, правительственную коалицию четырех законно существующих политических партий, из которых только одна — рабочая партия — является коммунистической?

— Это абсурд! — загорячился Лэнг. — В польском правительстве главенствуют коммунисты.

— Каким образом?

— Как они главенствовали в интернациональных бригадах.

— А как это было в интернациональных бригадах?

— Они сами создавали их. Коммунисты занимали все руководящие посты.

— Вы состояли в одной из этих бригад?

— Нет.

— А с их организационной структурой вы знакомы?

— Нет.

Лэнга все время преследовало какое-то странное ощущение. Он посмотрел на Бена в надежде, что оно тотчас же исчезнет. Но нет, ему и в самом деле казалось, что это не голос Табачника, а голос Бена Блау звучит в зале суда, что это Бен говорит устами своего адвоката. Он увидел, что и Блау смотрит на него, и поспешил отвести взгляд, но в самую последнюю секунду заметил, что губы Бена чуть шевельнулись, словно у чревовещателя, наделяющего свою куклу даром слова.

— Вы встречали в интернациональных бригадах не коммунистов?

— Разумеется.

— И много?

— Довольно много.

— И они говорили вам, что приехали в Испанию по приказу коммунистической партии?

— Среди них было много идеалистов, — ответил Лэнг, пытаясь улыбнуться. — И марксистов тоже.

— Вы когда-нибудь встречали в Испании обвиняемого?

— Встречал.

— Когда вы встретили его первый раз?

— В апреле 1938 года, во время отступления из Арагона.

— Блау говорил вам, зачем он приехал в Испанию?

— Он приехал в качестве корреспондента, вступил в бригаду, а позднее стал коммунистом.

— Мистер Лэнг, а вообще вам доводилось в Испании слышать от людей, называвших себя коммунистами, что они были посланы туда коммунистической партией?

— Абсурдный вопрос, — отозвался Лэнг.

— Почему?

— Коммунисты не могут говорить так.

— Но вы же не хотели пояснить нам, как они говорят.

— Возражаю!

— Возражение принимается.

— Все же я прошу мистера Лэнга ответить на мой вопрос, — настаивал Сэм.

— Я не могу припомнить, чтобы кто-нибудь говорил это.

— Но вы по-прежнему утверждаете, что коммунисты отправлялись в Испанию по приказу?

Биллингс встал:

— Мистер Лэнг ничего не утверждает, если будет угодно суду. Он только дает показания, основанные на фактах.

— Итак, мистер Лэнг, вы лично не знаете ни одного случая, когда кто-нибудь из знакомых вам коммунистов получил приказ отправиться в Испанию и сражаться за Испанскую республику. Правильно я вас понял?

— Я действительно не знаю такого случая, — признался Лэнг, и его взгляд снова остановился на Бене. К счастью для него, тот в эту минуту склонился над своими записями.

— Какого вы мнения, мистер Лэнг, о человеке, который использует доверие других людей в предательских целях?

— Не понимаю.

— Между тем это очень простой вопрос, — сказал Сэм. — Какого вы мнения о человеке, который предает другого человека?

— Может быть, вопрос и простой, — вмешался Биллингс, поднимаясь, — но в данном случае я нахожу его неуместным. Я возражаю против него.

— Какую цель преследует ваш вопрос, мистер Табачник? — поинтересовался судья.

— Он необходим мне для следующих вопросов, ваша честь, — ответил Сэм, — и, с вашего разрешения, я не буду пока раскрывать его цель.

— Вопрос защитника остается в силе, — сказал судья, — а вы, мистер Биллингс, можете зарезервировать за собой право ходатайствовать об исключении его из стенограммы.

— Итак, ответьте, пожалуйста, на мой вопрос, — обратился Табачник к свидетелю.

— Он задан в слишком общей форме, — проговорил Лэнг, — но могу сказать, что я плохого мнения о том, кто предает другого.

— Сколько раз вы встречали обвиняемого в Испании?

— Кажется, раза два или три.

— Когда вы впервые встретились с ним после Испании?

— В декабре 1938 года, в Гавре.

— К тому времени вы стали испытывать к нему какое-нибудь враждебное чувство?

— Совсем нет! — заулыбался Лэнг.

— Вы давали мистеру Блау взаймы деньги в Нью-Йорке в 1939 году?

— Да. И он мне их вернул.

— Это по вашей просьбе мистер Чэдвик, ваш издатель, выпустил книгу «Волонтер армии свободы», написанную в то время мистером Блау?

— Да, по моей. Это была хорошая книга.

— Насколько мне известно, в 1939 году, примерно 15 сентября, у вас произошла ссора с мистером Блау? («Ага! — подумал Лэнг. — Начинается! Если раньше Табачник упустил благоприятную возможность, то теперь он ее не упустит!»).

— Я не помню никакой ссоры. Я помню только довольно жаркую дискуссию. (Он взглянул на Бена, но, увидев, что тот смотрит на него, отвернулся, встретил пристальный взгляд Энн и потупился).

— Не сможете ли вы припомнить, что именно было предметом этой, как вы выразились, жаркой дискуссии, которую я лично предпочитаю называть ссорой?