Альва Бесси - Антиамериканцы

— Что тут нелепого?

— Во-первых, никакой подрывной пропаганды в книге не было. Во-вторых, вряд ли я могу отвечать за решение командования распространять ее среди солдат.

— Вы стыдитесь своей книги?

— Безусловно нет! Наоборот. Я горжусь ею. Это хорошая книга, и я рассказал в ней правду о том, что произошло со мной в Испании.

— Теперь об Испании, мистер Блау. Вы проходили там обучение под руководством служащих Красной Армии?

— Чепуха! (Бен снова почувствовал, как Табачник коснулся его колена, но сделал вид, что не заметил этого).

— Вы отвечаете «нет»?

— Конечно.

— Кто обучал вас?

— Я обучался две недели под командованием бывшего служащего американской армии майора Томпсона. Он был начальником военно-учебного центра в городе Тарасона около Альбасете.

— Вы знали генерала Вальтера?

— Генерал Вальтер командовал тридцать пятой дивизией испанской республиканской армии, куда входили интернациональные бригады. Это общеизвестный факт.

— В боях вами командовали служащие Красной Армии?

— Я уже ответил.

— Вам известно настоящее имя генерала Вальтера?

— Настоящее имя? По-моему, он поляк.

— Господин председатель, прошу внести в протокол: человек, известный в Испании под именем генерала Вальтера, в действительности является польским гражданином Каролем Сверчевским. Я не уверен, что правильно произношу его фамилию.

— Генерал Вальтер был польским волонтером, как я американским. Среди нас были немцы, итальянцы, французы, англичане, шотландцы, ирландцы, венгры, болгары, чехи и люди многих других национальностей —< все добровольцы-антифашисты.

— Вы знали генерала Вальтера?

— Кажется, я видел его один раз.

— Вам известно, где он сейчас?

— Конечно нет.

— Может быть, вам интересно будет знать, что сейчас он является главнокомандующим польской Красной Армией?

— Прекрасно! Он и в 1938 году был хорошим командиром, а теперь, надеюсь, стал еще лучше.

— Вы слышали, что я сказал?

— Конечно. (Пауза). А что вы сказали?

— Главнокомандующим польской Красной Армией.

— Я не знаю, правильно ли вы называете польскую армию, господин председатель, но вообще-то говоря, какое это имеет отношение ко мне? Я ведь в Америке, а не в Польше. Тогда был 1938 год, а теперь сорок седьмой.

— Я скажу, какое это имеет отношение к вам, мистер Блау. Нашей комиссии известно, что вы были коммунистом в Испании, пробрались как коммунист в американскую армию и сейчас остаетесь коммунистом. Вот какое это имеет отношение к вам!

…По радио до Лэнга донесся взрыв смеха и шум в публике. До этого он не узнавал голос Бена, но смех его узнал. Лэнг слышал последний раз этот смех всего лишь год назад, когда у Бена возник нелепый спор с Вильгельминой Пэттон.

…— Вы находите это смешным, мистер Блау?

— Господин председатель, я нахожу это трагичным. Вы, видимо, принимаете американский народ и меня за идиотов. В этом и заключается основная ошибка таких людей, как вы.

— В американской армии, мистер Блау…

— Вот…

…Послышался звук, как будто упал какой-то металлический предмет. Лэнг, Энн и Пегги О’Брайен переглянулись, словно спрашивая друг друга, что это могло значить.

…— Что это?

— Американский военный орден, который приколол мне на грудь американский генерал в госпитале в Германии два года назад. Вы осквернили его.

— Одну минуточку…

— Вы оплевываете меня и моих товарищей, которые лежат в могилах в Германии и — да, да! — в Испании, отдавших свою жизнь в уверенности, что они сражаются за уничтожение фашизма. Я глубоко возмущен, и, если вы расцениваете мое возмущение как подрывной акт, воспользуйтесь им по собственному усмотрению!

(Среди зрителей вспыхнула бурная овация, и председатель застучал молотком, призывая к порядку).

— Зал будет очищен от зрителей, если подобная демонстрация повторится! Мне известно… нам известно, что в зале находятся коммунистические клакеры, которые стараются сорвать заседание. (Пауза). А теперь, мистер Блау… Тут еще никто не говорил о ваших заслугах во время войны, но давайте и здесь добьемся ясности. Вы взрослый, интеллигентный человек… (Молчание). Будем откровенны друг с другом. Вы довольно резко высказались о нашей комиссии. Ну что ж, мы так же резко будем говорить с вами. Я не отрицаю… комиссия не отрицает, что вы воевали за Соединенные Штаты и вели себя правильно. Но, между нами говоря, разве ваше поведение… Я хочу сказать, разве тот факт, что Соединенные Штаты и Россия были союзниками во время войны…

— Вы оскорбляете меня, господин председатель, и если бы осмелились сказать мне это не здесь, на заседании, а как частный гражданин… (Шумные неодобрительные возгласы, потонувшие в громких аплодисментах, в свою очередь заглушенных стуком молотка председа-теля).

— Довольно!

— Вы сами начали. Я добровольно вступил в армию сразу же после событий в Пирл-Харборе…

— Вы даете здесь показания под присягой…

— Правильно. Но, во-первых, я сознаю свою ответственность не перед вами! — перед американским народом и клянусь, что буду отвечать только так, как подсказывает мне совесть. Во-вторых, я приносил присягу в верности конституции Соединенных Штатов Америки, а не так называемым «слугам народа», попирающим ее. В-третьих, для меня нет большей чести, чем служить делу, которое принесет благо большинству нашего народа, а не меньшинству, и я имею право самостоятельно…

— Перестаньте произносить речи!

— Вы меня вызвали сюда, и вам придется выслушать…

— Мы не обязаны выслушивать, как вы порочите избранных представителей американского народа! (Аплодисменты).

— Кто вас избирал? Я не избирал! Если бы потребовалось выбирать кого-нибудь из вас собаколовом, то и тогда я не подал бы за вас свой голос. Кстати, очень легко узнать, кто вас выбирал и откуда поступали деньги. Во всей нашей стране нет ни одного ребенка старше двенадцати лет, который бы…

— Свидетель свободен!

— Почему я свободен? Вы не хотите выслушать мои показания?

— Вы уже их дали.

— Я еще и не начинал, сэр. Я должен сказать вам, что…

— Свидетель, вы свободны! Освободите свидетельское место и…

— Я уйду, когда закончу…

— Полицейские, удалите этого человека… (Громкие возгласы неодобрения и аплодисменты).

— Американского фашизма не будет, даже если вы окутаете его пятьюдесятью американскими флагами и назовете тысячепроцентным американизмом, если народ… Пустите меня!..

…Из приемника донеслись оглушительные аплодисменты, смешанные с неодобрительными выкриками, затем послышался елейный, вкрадчивый голос диктора:

— Полицейские стаскивают свидетеля Бена Блау с места, где он давал показания, и выталкивают из зала. Он размахивает руками. Он… Председатель стучит молотком… Ничего подобного…