Альва Бесси - Антиамериканцы

— Прошу прощения, господин председатель, но, по-моему, свидетель еще не ответил на заданный ему вопрос.

— Вот я и предлагаю ему ответить.

— Я отвечаю, сэр, что не сделал ничего, что давало бы право вам или любому правительственному учреждению судить меня или хотя бы обвинять в чем-то. Первая поправка…

— Я вижу, что вы, как и все другие коммунисты, которых мы вызывали сюда, хорошо заучили свою роль.

(Снова раздались неодобрительные восклицания из публики, но на этот раз направленные явно в адрес председателя).

— Вот видите? У вас уже готов ответ. Зачем же вы спрашиваете меня?

— Какой ответ, мистер Блау?

— По-вашему, я коммунист. Возможно, вы правы. Но если я признаюсь в этом, вы постараетесь опорочить мое имя на всю страну. А у нас есть еще много людей, которые, даже не зная, что такое коммунист, под влиянием систематической пропаганды относятся к коммунистам враждебно.

— Это и есть ваш ответ?

— Дайте мне кончить. Допустим, я отвечу: да, я коммунист — тогда вы спросите, кого еще из коммунистов я знаю. Но если бы я был коммунистом, я никогда не назвал бы имена других членов партии, как никогда не назову даже фамилии членов своего профсоюза. Если же я отвечу: «Нет, я не коммунист», то…

— Мы не просили вас произносить речь, мистер Блау.

— Нет, не просили. Суть дела заключается в следующем. Мне тридцать семь лет. Изучая жизнь, я приобрел определенные убеждения и никогда не боялся высказывать их. Мои взгляды хорошо известны; тысячам людей я открыто говорил, во что я верю. Но вам, если вы попытаетесь заставить меня, я не скажу ничего, даже какой сегодня день недели. И так на моем месте поступил бы каждый порядочный американец…

(Продолжительные аплодисменты).

— Вы работаете в коммунистической газете «Дейли уоркер»?

— А разве вы этого не знаете?

— Неужели вы не можете ответить даже на такой вопрос, мистер Блау?

— Не понимаю, зачем спрашивать о том, что вы уже знаете. (Он снова почувствовал прикосновение руки Табачника к своему колену).

— Вы работали раньше в газете «Глоб тайме»?

— Комплект «Глоб тайме» есть в нью-йоркской публичной библиотеке.

— Видимо, вы добиваетесь, мистер Блау, чтобы мы вынесли решение об оскорблении конгресса Соединенных Штатов.

— Вы пытаетесь запугать меня, господин конгрессмен? Но знайте: если меня и может кто-нибудь запугать, то только не вы.

(В зале раздались аплодисменты и послышались неодобрительные возгласы).

— Никто не пытается запугать вас, мистер Блау. Все, что мы пытаемся сделать… все, что наша комиссия пытается сделать, это…

Фрэнсис Лэнг слушал радио, сидя в своем кабинете. В руке он держал фужер с коньяком и содовой водой. Энн Лэнг сидела рядом в кресле, а Пегги О’Брайен — за своим столиком в углу кабинета, записывая радиопередачу на стенографической машинке.

Лэнга чрезвычайно взволновало все, что он слышал. Он чего-то ждал, хотя и сам не мог бы сказать, чего именно. Он чувствовал, что жена пристально следит за ним, но избегал встречаться с ней взглядом.

…— Я знаю, что такое сила и насилие, господин председатель. Я сам применял их, защищая Соединенные Штаты Америки и их конституцию, и в случае необходимости снова применю против врагов нашего народа — внешних и внутренних.

— Вы примените их против России?

— Разве мы воюем с Россией?

— Ну, а если бы воевали?

— Попробуйте начните такую войну, господин конгрессмен, и вы в тот же день узнаете мой ответ!

— Ну, а если Россия нападет на нас?

— За тридцать лет своего существования Россия еще ни на кого не нападала.

— А на маленькую Финляндию?

— Вы, очевидно, господин конгрессмен, считаете меня и всех остальных американцев простачками.

— Почему?

— Потому что всякий, кто читал хотя бы буржуазные газеты во время финской кампании, прекрасно знает, что конфликт был нагло спровоцирован финнами. Англичане задолго до того, как выступил Советский Союз, посылали деньги и оружие генералу Маннергейму и строили «линию Маннергейма», а Франция отправляла самолеты и готовилась послать свои войска. Но Советский Союз вовремя во всем разобрался.

Лэнг взглянул на жену и кивнул ей головой, но Энн промолчала. Она сидела с серьезным, словно застывшим лицом, не поднимая опущенных глаз.

…— Мистер Блау, вы служили в армии во время второй мировой войны?

— Вы хотите опорочить мою военную биографию?

— Никто не собирается делать этого, мистер Блау. Не понимаю, почему подобным вам людям вечно кажется, что на них нападают.

— Я отвечаю вам так же, как Советский Союз ответил на провокации финнов. Я знаю своих врагов. Я знаю, кто они, где находятся и чего от них следует ждать. Я дрался с фашистами в Испании. Я воевал с фашизмом в Германии, где у фашистов были не комиссии, а пулеметы и бомбардировщики. Я постараюсь использовать все возможности для борьбы с фашизмом и в будущем.

— Недурно сказано. Интересно, а с коммунизмом вы будете бороться с таким же энтузиазмом?

— Ни мне, ни моей родине коммунизм не угрожает, господин председатель. Можно согласиться, что он угрожает вам и многим тунеядцам, которые живут потом других людей.

— Наша комиссия назначена конгрессом для того, чтобы искоренить коммунизм в нашей стране. Конгресс считает, что коммунизм представляет серьезную угрозу, и это мнение разделяют многие американцы.

— Не сомневаюсь, сэр. Но вместе с тем многие уже поняли, что Гитлер уничтожал немцев под предлогом защиты их от коммунизма. Под тем же предлогом он убил шесть миллионов евреев — а я еврей, и не забываю об этом. Гитлер захватил бы весь мир, если бы его не остановили. Ваша комиссия…

— Мистер Блау, вы когда-нибудь встречались с человеком по имени Фрэнсис Лэнг?

…Лэнг снова перевел взгляд на Энн, и на этот раз она подняла на него глаза. Он громко выругался и налил в фужер коньяку.

…— За тридцать семь лет я встречался со многими людьми, но это не касается вашей комиссии.

(Кто-то из зрителей в задних рядах крикнул: «Вышвырните его!», и председатель постучал молотком, призывая к порядку).

— Драматурга Фрэнсиса К. Лэнга.

— Возможно, встречал, а возможно, и нет. Это наше с ним дело.

…Лэнг посмотрел в свой, фужер и закусил губу.

…— Вы написали какую-то книгу после возвращения из Испании?

— Вам это известно.

— Мистер Лэнг имел какое-нибудь отношение к опубликованию вашей книги?

— Почему бы вам не спросить у самого Лэнга?

— Книга называлась «Волонтер армии свободы»?

— А вы не знаете?

— Не распространялась ли эта книга во время второй мировой войны среди служащих вооруженных сил и не подвергались ли солдаты воздействию подрывной пропаганды, содержащейся в ней?

— Нелепый вопрос!