Альва Бесси - Антиамериканцы

Ему пришлось признать, что в словах инструктора была известная доля правды. На высоте двух тысяч пятисот метров он чувствовал себя значительно хуже, чем на высоте семи тысяч футов, когда город находился прямо под ним. «Глупо, — подумал он, — ведь угол планирования по меньшей мере равен пяти к одному, и с такой высоты всегда можно найти место для посадки, если потребуется».

«Мой бог, к тебе все ближе». Эта фраза внезапно всплыла у него в памяти, и он начал громко петь, стараясь заглушить рокот мотора. Но это ему не удалось. Он запел: «Мы уходим в голубую бесконечность, нам навстречу солнце яркое плывет…» Черт бы побрал эти военно-воздушные силы! Не взяли меня, когда я подал заявление. Они не сказали прямо, но ясно дали понять, что у меня слишком много алкоголя в крови. Слишком много воздуха в воздушном потоке. Слишком много, слишком много…

Пролетая над Бэттери, Лэнг увидел крошечные кораблики, направлявшиеся вверх по Гудзону. «О свобода, свобода! Как много преступлений совершается во имя твое! — подумал он. — Кто это сказал: „Дайте мне свободу или лишите меня жизни“? Конечно, мадам Роланд, когда ее везли по улицам Парижа. А теперь они повезут Блау. Но на этот раз не будет двуколки, не будет гильотины. Не будет старых ведьм с их вязанием: одна петля, петля с накидом — и голова катится в корзину».

Вытянутое лицо святого отца, нет, монсеньера Франсиско Линча, глянуло вдруг на него из-за стекла альтиметра… «Я буду молиться за вас», — сказал он. «Вы так добры, святой отец, благодарю вас. Отец, я согрешил!»

Это было в Вашингтоне, в 1942 году, после того как ему отказали в приеме в школу летчиков военно-воздушных сил и предложили офицерский чин для работы в армии по линии печати. Он был уже в военной форме, когда встретился с отцом Линчем. Они сидели в комнате одной из гостиниц (Где это было? Ну, конечно, в гостинице «Мэйфлауэр».) и играли в покер; проиграли всю ночь напролет. Лэнг был пьян.

— Я прочитал вашу книгу, майор Лэнг, — улыбнулся священник.

— Какую?

— «Мадрид будет…». Кроме того, я видел вашу пьесу «Лучше умереть…».

— Вот как? — удивился Лэнг.

— И книга, и пьеса мне понравились, — продолжал священник в форме капитана военно-воздушных сил.

Лэнг насторожился.

— Благодарю вас, — вежливо отозвался он.

— Вы, конечно, были не правы.

— В чем именно?

— В отношении Испании, — пояснил Линч, внимательно рассматривая карты, которые сдал ему Лэнг.

Лэнг был пьян и довольно равнодушен к религии и поэтому грубовато спросил:

— А вы-то сами были там?

— Конечно, нет, — ответил тот, посмотрев на Зэва удивительно черными глазами. — Пожалуйста, не поймите меня превратно. Всякий, прочитавший вашу книгу или посмотревший пьесу, не может не почувствовать, что вы честный человек и верите в то, о чем пишете.

— Спасибо, капитан, — поблагодарил Лэнг, еле сдержавшись, чтобы не добавить: «Хотя, собственно, благодарить мне вас не за что». — Однако в чем же я не прав?

— Вы были введены в заблуждение, — проговорил Линч, показывая Лэнгу три одинаковые карты и проигрывая ставку. — Мне никогда не удается набрать лучшей комбинации, — заметил он с огорчением.

В Лэнге пробудился воинственный дух.

— Я был введен в заблуждение? Кем же? Коминтерном?

Священник улыбнулся.

— Нет. Вашим добрым христианским сердцем.

«Я заткну глотку этому гнусному негодяю, собью с него спесь», — подумал Лэнг и с напускным смирением сказал:

— Разъясните мне, отец. Франко утверждал, что эта война велась между церковью и антихристом во имя спасения католицизма.

— Правильно.

— Но на полях сражений в Испании я видел много убитых марокканцев-магометан, солдат испанского иностранного легиона, которые носили на своей форме изображение «Святого сердца Иисуса». Как это понять?

Линч снисходительно усмехнулся:

— Я не верю вам.

Его слова взорвали Лэнга:

— Вы только что говорили, что я честный человек! Зачем же мне лгать? Я не мародер, иначе я насрывал бы с одежды убитых целый мешок таких значков и принес вам.

— Я буду молиться за вас, — пообещал Линч, спокойно улыбаясь, и начал сдавать карты.

Лэнг огляделся, отвернул на девяносто градусов, потом вернулся на прежний курс и внимательно посмотрел вниз. Он знал, что сейчас сделает штопор в три — четыре витка. Вместе с тем он отдавал себе отчет, что у него нет парашюта. «Зачем ты это делаешь? — спросил он себя. И тут же ответил: — А что тебя беспокоит? Тебе и не нужен парашют. Ведь при штопоре самолет испытывает не большую нагрузку, чем при крутом развороте, а может быть, и меньшую. Штопор даже не считается фигурой высшего пилотажа. Впрочем, это, конечно, — не ответ!»

Лэнг заставил самолет слегка задрать нос и стал постепенно убавлять газ, пока мотор не заработал почти вхолостую. Удивительно, как послушно висела «Цессна» в таком положении. Однако элероны были ослаблены, и Лэнг поспешно, но осторожно нажал на рулевые педали, чтобы выравнять плоскости самолета.

Потом он совсем убрал газ, нажал до предела на правую педаль и потянул на себя до отказа ручку управления. Машина на мгновение как бы застыла в воздухе, затем свалилась на правое крыло и вошла в штопор. Сначала Лэнг увидел внизу Аквариум, затем он исчез, и показался остров Губернатора. Самолет начал свободно и быстро вращаться вокруг своей оси.

Лэнг отдал ручку вперед, нажал до отказа на левую педаль и держал на ней ногу до тех пор, пока вращение не прекратилось. Затем он снова потянул ручку на себя. Самолет опять вошел в почти вертикальное пике, и ветер пронзительно засвистел в крыльях машины. Зэв нервно толкнул ручку вперед и медленно стал тянуть ее на себя. Самолет выравнивался не так быстро, как ему хотелось бы. У Лэнга перехватило дыхание… «Доноси на Блау, ну же! Лги и доноси! — мелькнуло у него в голове. — Первое мая! Сегодня первое мая! Удивительно, что сигналом бедствия у летчиков были те же слова — мэй дэй, первое мая! Хотя в действительности французское m’aidez означает „помоги мне“, но произносится так же. О ирония судьбы! Я твердо решил больше не грешить и даже избегать всего, что ведет к греху!»

Машина начала наконец реагировать на действие рулей, но ветер по-прежнему угрожающе завывал в ее крыльях. Продолжая нервничать, Лэнг выглянул за борт. Ему показалось, что он заметил слабую вибрацию на концах крыльев. «Нет! — подумал он. — Нет! Это могло бы выглядеть как случайность. Ты мог бы сделать как-нибудь так, чтобы все выглядело простой случайностью, и тогда тебе не пришлось бы давать показаний или наговаривать на своего ближнего».

«Цессна» медленно вышла из пике. Лэнг дал газ и стал осторожно набирать высоту. «Ну, хватит! — решил он. — Почему я должен разыгрывать сцену покаяния? В конце концов, что я такое совершил, черт побери! Я не буду лгать на суде. Я буду говорить правду, Только правду, и да поможет мне бог».