Альва Бесси - Антиамериканцы

— Бен, — заговорил Лео, когда они прошли в гостиную, — я не люблю оскорблять людей. Я уже много раз говорил тебе, что ты должен чего-нибудь добиться. У тебя же хорошая голова!

— Я стараюсь заработать на жизнь.

— Ты пишешь, выступаешь с речами. И это ты называешь «зарабатывать на жизнь»?

— Тебе же понравилась моя книга.

— А разве ее кто-нибудь покупал? Разве ты написал книгу, которую можно было бы продать?

— Для тебя это важно, да?

— А для тебя разве не важно? Я знаю: ты говоришь — да, я говорю — нет. Мы никогда не согласимся друг с другом. По определению Беллы, ты бездельник. По-моему, ты заблуждающийся человек. Ты сам себе все испортил. Но меня это не касается. Я уважаю тебя, Бен, хотя за деревьями ты не видишь леса.

— А ты его видишь? И что же ты видишь? А чем живешь ты? Крупными гонорарами, которые платят тебе страховые компании и корпорации за то, что ты обираешь честных людей?

— Постыдись! — вспылил Лео. — Я представляю компании, это так. Но я много делаю и бесплатно для людей, которым нечем платить. Всего лишь два года назад, когда ты был в Испании, я защищал интересы Рабочего союза.

— Тебе не нравится то, что происходит сейчас в мире. А что, в Маниле ты собираешься жить в стеклянной башне?

— Я не политик.

— Я тоже не политик. Я гражданин. Я стою на своих ногах и говорю о том, что считаю необходимым. Тебе и это не нравится. И что же ты делаешь? Ты боишься, как бы комиссии Дайса не стало известно, что ты был когда-то социалистом?

— Да, — зло ответил Лео. — Посмотрим, чем ты кончишь. Борись с боссами. Бушуй. Ты заработаешь себе на орехи. Ты непременно угодишь в тюрьму. Что ж, геройствуй! Слыви радикалом! А вот свою собственную жену и ребенка ты содержать не в состоянии. Я начинаю думать, что Белла права.

— Хорошо, хорошо! — холодно проговорил Бен. — В таком случае мы поняли друг друга.

— Нет, Бен, я не понимаю тебя. Ведь у тебя доброе сердце, ты любишь людей.

— Я бездельник. Я говорю и делаю совсем не то, что думаю. Я использую людей в своих корыстных целях, как об этом пишут газеты. Я жажду власти!

— Я не о том говорил.

— Именно о том.

— Я похож на папу. Я много говорю, но я люблю тебя. Ты моя плоть и кровь, Бен. И если тебе когда-либо потребуется помощь…

Бен взял Лео за обе руки.

— Ли, мы не первые братья, которые расходятся вот так. Мир полон ими. Так было во время нашей гражданской войны, так было в дни Октябрьской революции и событий в Испании, так было во время всех общественных конфликтов с первого дня существования мира.

— Я хочу быть на твоей стороне, — сказал Лео. — Но я не могу. Я бо… — он оборвал себя на полуслове и воскликнул с негодованием: — Кроме того, я уверен, что ты не прав!

— Лео, — снова заговорил Бен. — Ты никогда не мог убедить меня, что единственный путь к лучшему будущему — это сидеть сложа руки и ждать, когда оно наступит. А я никогда не мог убедить тебя, что социализм…

— В таком случае я уже убежден, — сказал Лео с удрученным видом.

— Но ты и пальцем не пошевелил бы, чтобы ускорить его приход.

Лео нахмурился:

— В новом мире для меня не нашлось бы места.

— Ерунда. В нем найдется место для всех, кроме кровопийц.

— Ну вот. Ты уже называешь меня кровопийцей.

— Оставь, — улыбнулся Бен. — Надеюсь, я понимаю, что происходит в мире. Это понимают и мои товарищи, а их миллионы, и они не дураки и не черти с рогами. Ты видишь все по-другому — ты и миллионы других людей. Кто-то прав, а кто-то не прав — возможно, мы все не правы. Время покажет.

— Я бы хотел дожить до такого времени.

— Да ты посмотри вокруг себя. После первой мировой войны появился Советский Союз. Вот увидишь, после этой войны появятся другие социалистические страны.

— Войн вообще не должно быть.

— Аминь, — отозвался Бен. — Брат мой, там, куда ты едешь, большинство людей ходят в лохмотьях, полуголодные и больные. Они живут, как собаки. Посмотри на них, Лео. Спроси себя, почему так получается, ведь земля богата и в состоянии прокормить всех. Спроси себя и постарайся найти ответ.

— Мир всем! — напыщенно провозгласил Лео.

— Мир и тебе! — отозвался Бен. Он поцеловал Лео в щеку и направился >в спальню. Эллен сидела на кровати, устремив взгляд на стену. Белла склонилась над ней.

— Пойдем, — позвал Бен жену, Эллен немедленно поднялась, словно только и ждала какого-нибудь толчка. Белла молча вышла из комнаты.

До 14-й улицы они доехали, не обменявшись ни словом. Затем Эллен взглянула на Бена и слабо улыбнулась.

— Ты была не очень-то разговорчива, — сказал он. Эллен покачала головой. — Даже не вступилась за меня.

— Я не умею бороться с людьми, — ответила Эллен так тихо, что он едва расслышал. — И никогда не умела.

— Может быть, ты согласна с ними?

Она с упреком взглянула на него:

— Не надо так, Бен.

— Но ведь ты говорила мне то же самое, что и они.

— Я никогда не говорила, что я не согласна. Я говорила только, что не понимаю.

«Она вступила в партию, но на собраниях всегда молчит, — подумал Бен. — И если кто-нибудь повинен в этом, так это я сам. Я, да и другие товарищи тоже никогда не пытались заинтересовать ее, помочь ей, объяснить, когда она что-нибудь не понимала. Я был нетерпелив, раздражителен, эгоистичен и высокомерен».

— Почему же ты не пыталась понять? — с горечью спросил он. Люди стали смотреть на них, и Эллен снова покачала головой:

— Поговорим потом, прошу тебя!

Бен замолчал и до конца пути не сказал ни слова. Достаточно и того, что на тебя ополчился родной брат. Он и Белла — это враги, это буржуа с их проклятой экономической системой… А тут еще собственная жена стоит в сторонке, как зритель, и беспомощно говорит: «Я не понимаю!»

Бен вспомнил, как он сказал той девчонке в баре на Сэндс-стрит: «Жена слишком хорошо понимает меня». «Ну да, понимает!» — подумал он, когда поезд нырнул в тоннель под реку и послышался характерный шум. В ушах у него закололо, и он жадно вдохнул воздух.

В первой половине мая, в разгар предварительного следствия, защитник Блау Сэм Табачник возбудил ходатайство о прекращении дела. Факты, приведенные в обвинительном заключении, говорилось в заявлении адвоката, не подтверждают, что Блау совершил государственное преступление.

Ссылаясь на показания подзащитного перед комиссией по расследованию антиамериканской деятельности, Сэм в своем ходатайстве на имя судьи Айнхорна, которому предстояло вести дело, доказывал, что ответы Блау были чистосердечными и правдивыми и что вполне объяснимое возмущение обвиняемого лишь подтверждает это и совершенно исключает намерение скрыть правду.

На вопрос: «Вас обучали командиры Красной Армии?»— писал Табачник, — последовал немедленный гневный ответ: «Это нелепо!»; на следующий вопрос: «Вы хотите сказать „нет“?» — Блау без малейшего колебания заявил: «Конечно!» Так не мог отвечать человек, стремящийся ввести комиссию в заблуждение.