Горан Петрович - Поймай падающую звезду

— Чем издеваться, взял бы лучше нож да помог бы. Самому мне с такой кучей не справиться.

Он воздел указательный палец:

— Ты испоганил свой грибной образ! Честный грибник так не поступает!

Я вроде как не догоняю:

— Как не поступает?

— Честный грибник грибы не покупает! Честный грибник срывает грибы собственной рукой! Грибник, не соблюдающий это правило, достоин презрения!

— Где это записано? — говорю я сердито. — Нигде это не записано!

— Здесь записано! — отвечает он. С патетическим видом достает из кармана какой-то листок бумаги, гасит сигарету, чтобы не мешала:

— И сейчас ты это вместе со мной подпишешь — или я стану тебя презирать! И всем буду рассказывать, как я тебя презираю!

Угроза весьма серьезная. Я дорожу своей репутацией и не могу себе позволить подвергнуться такому риску.

Беру эту бумагу. Оказывается, он, как только услышал и увидел «осла» на трицикле с корзиной боровиков, рванул бегом домой и там на скорую руку все это нацарапал.

На листочке было написано примерно следующее:

Кодекс Общества честных грибников. Членом Общества честных грибников может стать только честный грибник. А кто не является честным грибником, тот не может стать членом Общества честных грибников. Каждый член Общества честных грибников должен соблюдать Кодекс честных грибников. Кодекс честных грибников ставит перед членами общества лишь одно условие: честный грибник обязан рвать грибы только собственной рукой. Тот, кто принимает грибы в подарок или даже покупает их, что является вопиющим поступком, не заслуживает звания честного грибника. Недостойный грибник исключается из здоровой среды честных грибников, то есть из Общества честных грибников, и подвергается общественному презрению. А. Живанович.

— Ну, ты даешь! — говорю я. Конечно же, я не могу опозорить свое честное имя.

— Ты это, — продолжает он угрожающим тоном, — подпишешь, или я тебя подвергну общественному презрению!

— Да ты не спеши, — пытаюсь я выкрутиться. — Я днями напролет занимаюсь своим дурацким сочинительством, сидя за пишущей машинкой — ты даже представить себе не можешь, какой я дурень! — И, конечно же, некогда мне по грибы ходить. Только соберусь, а вы уже все обчистили. Так что, надо же мне как-то приспосабливаться.

— Меня, — говорит он сурово, — твои дурацкие дела ничуть не интересуют! Дурень ты! — Ну и что! Меня другое интересует: твоя честь. Ты честный человек?

— Да, — выдавливаю я из себя. — Я известен своей честностью!

— Тогда подписывай! — велит он.

И я — а куда денешься? — подписываю. Становлюсь вторым членом знаменитого Общества честных грибников и вторым подписантом славного Кодекса честных грибников.

Потом мы вместе почистили эти боровики и подготовили их к сушке.

— Но чтоб ты знал, — напоминает он, — я понятия не имею, откуда у тебя эти грибы! Я такое поведение — презираю! Да и себя немножко, потому как помогаю тебе в твоей афере.

После этого мы с Ацей вступили в кое-какие переговоры, причем преимущество в них было на моей стороне.

— Если ты полагаешь, — сказал я ему, — что честный грибник не должен унижаться, покупая грибы, то ничуть не лучше, если он отправляется по грибы на машине. Честный грибник — пешеход. И если в походе за грибами используется такое техническое средство, как автомобиль, можно сказать, что моральный облик такого грибника сомнителен.

А у него была какая-то допотопная машина, которая, как ни странно, все еще ездила и которую у него отнял сын, работавший врачом в Валево. И когда тот навещал отца на горе, Аца тайком от меня садился в эту развалюху и возвращался с полным багажником. При этом он был настолько испорчен — держись подальше от бывших подмастерьев! — что никогда не сообщал мне, куда направляется, не говоря уж о том, чтобы взять меня с собой.

Так что, используя мораль в качестве аргумента, я уговорил его хотя бы разочек прихватить с собой и меня.

И вот однажды, ранним октябрьским утром отправились мы к горному приюту, вниз по дороге на несколько километров. Нам казалось, что там мы найдем нетронутые места. Посетители приюта по грибы не ходят, а окрестные жители, сочли мы, уже спустились в города. Грибные места тут вряд ли были богатыми, но мы думали, что их тут, по меньшей мере, много.

Рассовав по карманам мешочки, мы взяли еще и по торбе. А я вдобавок прихватил свое знаменитое оборудование, по которому все обитатели горы узнавали меня — крепкий суковатый русский посох, синий шведский перочинный нож острее бритвы и легкую, но прочную корзину из Багрдана. На голове у меня, естественно, была соломенная шляпа, изготовленная в Бечее. Такой международной экипировкой, достойной Объединенных Наций, может обладать только грибник высшей категории.

Сели мы в Ацину машину, и я принял на колени своего четырехлетнего Тузика. Небольшой сварливый дикарь, подобранный здесь же три года тому назад, с шелковистой бежевой шерстью и белым фартучком на груди, с примесью гончей, он был живым и гордым созданием, постоянно демонстрирующим готовность искусать кого попало. Благодаря своему скверному и настырному характеру он часто попадал в неприятное положение. При всем этом он обожал кататься на машине и шататься по лесу и потому на коленях у меня дрожал от возбуждения; восьмилетнюю бородатую госпожу Юцу, очень милую и добродушную крупную дворняжку, уже несколько отяжелевшую, я оставил дома, что весьма удивило ее. И еще присоединился к нам Ацин знакомец и сосед по Валеву, который собирался просто-напросто размяться, не претендуя на грибы.

Добрались мы до каменистой промоины справа от асфальтированной дороги, где за чьим-то домом начиналось что-то вроде грунтовки. И Аца погнал по ней свой потрепанный довоенный «фольксваген».

Через двести метров мы встали. Тут начинался широкий травянистый язычок со склонами по обеим сторонам, которые, чуть поднявшись, покрывались небольшими березовыми и сосновыми рощицами. Отсюда мы могли начать пешую авантюру.

Чтобы не мешать друг другу, мы разделились. Аца с приятелем выбрали верхнюю сторону, прямо по направлению к рощам, более подходящую для пешего хода, а мы с Тузиком решили пройтись по левому тенистому склону, который, если по правде, обещал чуть больше.

Договорились встретиться на этом же месте через два часа. А чтобы не заблудиться, условились время от времени аукаться. Лучше было бы пересвистываться, заложив два пальца в рот, но этому мы так и не научились.

В сопровождении Тузика спускаюсь по левому склону. Он круче и глубже, чем казался сверху. Через сотню метров я останавливаюсь перед полуразвалившимся плетнем вокруг какой-то хижины, которая стоит еще ниже, и поворачиваю вправо, двигаясь параллельно Аце.