Энтони Троллоп - Домик в Оллингтоне

Люпекс обратился к мисс Спрюс с язвительной улыбкой:

– Вы слышите его слова! Этого хищника домашнего блаженства. Ха-ха! Говори мне, куда ты отвез мою жену?

– Если бы вы мне подарили английский банк, я и тогда сказал бы: ничего не знаю, – отвечал Кредль.

– И я убеждена, что он ничего не знает, – сказала мистрис Ропер, подозрение которой против Кредля начинало уменьшаться.

Но с уменьшением подозрений уменьшалось к нему и ее уважение. То же самое было и с мисс Спрюс, и с Амелией, и с Джемимой. Сначала все они считали его страшным глупцом за побег с мистрис Люпекс, а теперь начинали считать его жалким созданием, потому что он этого не сделал. Если бы он совершил такую вопиющую глупость, его бы считали интересным глупцом, а теперь, когда все подозревали, что он знал о мистрис Люпекс нисколько не больше того, что знали они сами, Кредль становился в их глазах тем же глупцом, только без всякого интереса.

– Конечно, он ничего не знает, – сказал Имс.

– Не больше моего, – сказала Амелия.

– Самая наружность доказывает его невинность, – сказала мистрис Ропер.

– Совершенная правда, – сказала мисс Спрюс.

Люпекс повертывался то к одной, то к другой даме, когда они защищали подозреваемого им человека, и потрясал головою при каждом произнесенном уверении.

– А если он не знает, так кто же может знать? – спросил Люпекс. – Разве я не видел, что творилось между ними в течение последних трех месяцев. Есть ли какой-нибудь смысл в предположении, чтобы такое создание, какова жена моя, всю свою жизнь наслаждавшаяся всеми удобствами, могла убежать от меня в обеденное время, унеся с собою все мое имущество и все свои драгоценности, и чтобы к этому побегу никто ее не подстрекал, никто не помогал ей? Может ли такой человек, как я, поверить подобной сказке?

Произнося эту речь, мистер Люпекс ходил взад и вперед по комнате и при самом заключении с ожесточением швырнул на пол носовой платок.

– Я знаю, как мне следует поступить, мистрис Ропер, – сказал он. – Знаю, какие должно принять меры. Завтра же утром поручу это дело моему стряпчему.

Сказав это, Люпекс поднял платок и спустился в столовую.

– Ты и в самом деле ничего не знаешь? – спросил Имс своего приятеля, взбежав наверх вымыть руки и обменяться с Кодлем парою слов.

– О ком… О Мэри? Я не знаю, где она, если ты спрашиваешь о ней.

– Разумеется о ней! Другого вопроса тут и быть не может, и что тебя заставляет называть ее Мэри?

– Это нехорошо, признаюсь, нехорошо! Но ты знаешь, что слово иногда само собой сорвется с языка.

– Сорвется! Знаешь ли, что, любезный? Ведь ты готовишь себе неприятную историю, и из-за чего? Этот сумасброд, пожалуй, притянет тебя в полицию за кражу его вещей.

– Но, Джонни…

– Да я все знаю. Разумеется, ты их не украл, да и нечего было украсть. Но если ты будешь продолжать называть ее Мэри, то увидишь, что он к тебе привяжется. Мужчины не называют чужих жен таким образом.

– Разумеется, между нами была дружба, – сказал Кредл, которому как-то нравилось смотреть на этот предмет с своей точки зрения.

– Ну да, сначала ты был в дружбе с ней, а потом она выманила у тебя деньги, вот тебе и начало и конец. Если ты будешь продолжать показывать свою дружбу, у тебя выманят еще больше денег, ты делаешь из себя настоящего осла, вот и все тут.

– А ты кого сделал из себя в отношении этой девчонки? Бывают, мистер Джонни, ослы похуже меня.

Так как Имс не имел готового ответа против подобного отпора, то он оставил свою комнату и сошел вниз, за ним вскоре последовал и Кредль, так что через несколько минут все постояльцы мистрис Ропер обедали за ее гостеприимным столом.

Тотчас после обеда Люпекс ушел, и разговор в верхнем этаже о побеге мистрис Люпекс сделался общим.

– На его месте я бы не стала и беспокоиться о ней: пусть ее живет, как знает, – сказала Амелия.

– Ну да, и потом иметь удовольствие платить по ее векселям, – заметил брат Амелии.

– Уж лучше иметь дело с ее векселями, нежели с ней самой, – сказал Имс.

– По моему мнению, она угнетенная женщина, – сказал Кредль. – Если бы она имела мужем такого человека, которого могла бы уважать и любить, это была бы очаровательная женщина.

– Она нисколько не лучше его, – сказала мистрис Ропер.

– В этом я не могу согласиться с вами, мистрис Ропер, – продолжал защитник мистрис Люпекс. – Может быть, я понимаю ее положение лучше всех вас, и…

– Вот именно это-то и нехорошо, мистер Кредль, – сказала мистрис Ропер. При этом хозяйка дома с достоинством матери и строгостью женщины высказала свое мнение. – Подобных-то вещей и не следует знать такому молодому человеку, как вы. Что может быть общего между замужнею женщиною и вами и какое вам дело понимать ее положение? Когда у вас будет своя жена, если вам суждено иметь ее, то узнаете, что у вас будет достаточно хлопот и без вмешательства посторонних. Я уверена, что относительно побега мистрис Люпекс вы невинны, как агнец, то есть что вы не принимали в нем никакого участия, но вы навлекли на себя все эти неприятности, собственно, чрез вмешательство в дело, до вас вовсе не касающееся, ведь этот человек чуть-чуть не задушил вас. И кто тому виною, если вы притворяетесь влюбленным в эту женщину, которая по своим летам могла быть вашею матерью? Что бы сказала ваша мама, если б увидела, как вы с ней обходитесь?

– Ха-ха-ха! – прохохотал Кредль.

– Конечно, все это для вас очень смешно, но я не люблю таких глупостей. Когда я вижу молодого человека, который влюблен в молодую девушку, я питаю к нему уважение. – Тут она посмотрела на Джонни Имса. – Да, я уважаю его, хотя он, может быть, иногда делает такие вещи, которых бы и не следовало делать. Почти все они так поступают. Но, видя такого молодого человека, как вы, мистер Кредль, который волочится за старою замужнею женщиною, забывающею всякие приличия, волочится потому только, что она это дозволяет, было бы еще за кем! А то ведь это все равно что надеть юбку на старую метлу! Когда я вижу подобные вещи, говорю я, мне становится дурно, вот вам вся моя правда. Я это называю неприличным, неблагородным, не правда ли, мисс Спрюс?

– Я тут ничего не понимаю, – сказала леди, к которой относились слова. – Но, во всяком случае, молодому джентльмену следовало бы больше помалкивать, пока не пришло время говорить, вы извините, мистер Кредль.

– Не понимаю, почему у замужних женщин бывает страсть, чтобы за ними, кроме своего мужа, ухаживали еще другие, – сказала Амелия.

– Это не всегда бывает, – сказал Джонни Имс.

Спустя около часа после этого разговора при уличной двери прозвенел колокольчик, и вслед за тем пронзительный визг Джемимы возвестил всем, что наступила какая-то критическая минута.