Энтони Троллоп - Домик в Оллингтоне

– Но, друг мой, ты должна преодолеть это чувство. Ты должна побороться с ним.

– Я борюсь и надеюсь побороть его, но не могу сделать этого сразу. Во всяком случае, ехать туда я не могу. Передайте леди Джулии мое глубочайшее почтение и не позвольте ей сердиться на меня. Может быть, поедет Белл.

Какая польза из того, что поедет туда Белл? Какая польза сквайру нарушать свои привычки визитом, который сам по себе будет ему скучен, если нельзя представить туда главной виновницы этого визита? Граф и сестра придумали приглашение собственно с намерением дать Лили и Имсу возможность встретиться. По-видимому, Лили была тверда в своей решимости отказаться от этого приглашения, а если так, то не лучше ли совсем отменить этот план? Ему было очень досадно, а между тем он не сердился на Лили. В последнее время все и во всем сопротивлялись ему. Все его семейные предначертания не исполнялись, но все же он редко позволял себе сердиться. Он до такой степени привык к тому, чтобы все делалось ему наперекор, что никогда не мог рассчитывать на успех. В деле доставления Лили другого жениха он вызвался действовать не по своему побуждению. Его вызвал на это сосед-граф, и он принял вызов с большим великодушием. Он был вынужден сделать попытку со всем усердием и искренним желанием успеха, но как в этом, так и во всех его собственных планах он сейчас же встречал сопротивление и неудачу.

– Я предоставляю вам переговорить об этом между собою, – сказал сквайр. – Но, Мэри, прежде чем пошлете ответ, повидайтесь со мной. Если вы теперь же придете ко мне, то Ральф после обеда отнесет обе записки.

Сказав это, сквайр оставил Малый дом и пошел обратно в свои одинокие хоромы.

– Лили, милая, – сказала мистрис Дель, лишь только уличные двери затворились за сквайром, – в этом приглашении выражается особенное расположение к тебе, особенное расположение.

– Я знаю, мама, вы должны ехать к леди Джулии и должны сказать ей, что я знаю это. Вы должны передать ей всю мою любовь. И действительно, я ее люблю теперь. Но…

– Неужели ты не хочешь ехать, Лили? – спросила мистрис Дель умоляющим голосом.

– Нет, мама, я решительно не поеду.

И Лили вышла из столовой, в течение последовавшего часа ни мать, ни сестра не решались прийти в ее комнату.

В этот день в Малом доме обедали довольно рано, это вошло уже в обыкновение с тех пор, как начались сборы и упаковки. После обеда мистрис Дель шла через сады к другому дому с запиской в руке. В записке этой она говорила леди Джулии, с выражением искреннейших благодарностей, что Лили, после болезни своей, не может еще выезжать так скоро и что она сама обязана оставаться при Лили. Она объяснила также, что в доме делаются приготовления к переезду и что поэтому она не может принять приглашения. Что касается другой ее дочери, – говорила мистрис Дель, – то она с особенным удовольствием отправится в гествикский дом с своим дядей. Потом, не запечатывая этой записки, мистрис Дель понесла ее к сквайру на его решение, согласовалось ли оно или нет с его видами. Могло случиться, что он и не захочет ехать к лорду Дегесту с одною Белл.

– Предоставьте это мне, – сказал сквайр. – Конечно, если не встречаете препятствий.

– О, никаких!

– Я сейчас же скажу вам, Мэри, прямую истину. Я поеду сам с этой запиской и увижу графа. Потом я отклоню приглашение или приму его, смотря по тому, чем кончится наше свидание. А я бы желал, чтобы Лили поехала.

– Бедненькая! Она не может.

– Желал бы, чтоб она могла, очень желал бы, желал бы от всей души.

В то время как он повторял свое желание, в его голосе отзывалось столько искренности, что сердце мистрис Дель вдруг сделалось особенно мягким и нежным.

– Дело в том, – сказала мистрис Дель, – она не может ехать туда собственно из-за встречи с Джонни Имсом.

– Я это знаю, – отвечал сквайр, – я понимаю. Но этой-то встречи мы и желаем. Почему бы ей не провести недельку в одном доме с благородным молодым человеком, которого мы все любим?

– Тут есть причины, почему она этого не хочет.

– Конечно, есть, те же самые причины, которые побуждают нас привезти ее туда. Может статься, лучше будет рассказать вам все. Лорд Дегест принял молодого человека под свое особенное покровительство и хочет женить его. Он обещал назначить ему хороший годовой доход, на который молодой Имс спокойно проживет всю жизнь.

– Это весьма великодушно, я от чистого сердца радуюсь за Джонни.

– Его повысили по службе.

– Вот как! Значит, у него дела идут хорошо.

– Дела его идут отлично. Он теперь частный секретарь у своего главного начальника. И вот что, Мэри, если этот брак устроится, то, чтобы Лили не была с пустыми руками, я условился определить ей сто фунтов в год, ей и детям ее, если она примет предложение Имса. Теперь вы знаете все. Я не хотел говорить, но теперь нахожу не лишним, чтобы дать вам средства судить об этом. Первый жених был бездельник. Этот – честный молодой человек. Не будет ли хорошим, добрым делом пробудить в ней расположение к Имсу! Сколько я заметил, то он, до появления между нами того негодяя, всегда ей нравился, она любила его.

– Она всегда любила его, как друга.

– Лучшего друга она никогда не получит.

Мистрис Дель задумалась. Каждое слово сквайра заключало в себе истину. Это было бы желаемым и верным средством к заживлению ран, это была судьба для Лили, лучше которой нельзя и желать, лишь бы только исполнение ее было возможно. Мистрис Дель твердо была убеждена, что если бы дочь ее согласилась принять предложение Имса, то через год, много через два, заживление ран было бы несомненное. Тогда Кросби был бы забыт или вспоминаем без всякого сожаления, и Лили сделалась бы госпожой счастливого дома. Но есть положения, которых невозможно достичь, хотя бы на пути к достижению их не встречалось никакого физического или материального препятствия. К числу их принадлежит взгляд, который душа бросает на предмет, служащий источником ее скорби. Если бы сердце состояло из вещества, которое можно было бы ковать, и если бы чувства можно было подчинять какому-нибудь контролю, то кто бы позволил себе терзаться превратностями счастья, которым подвергается иногда чувство любви? Смерть не вызывала бы глубокой печали, неблагодарность потеряла бы свое язвительное жало, обманутая любовь нанесла бы оскорбления сильнее того, которое испытывается при обыденных житейских обстоятельствах. В том-то и дело, что сердце наше сделано не из ковкого металла и наши чувства не допускают никакого контроля.

– Для нее это невозможно, – сказала мистрис Дель. – Я боюсь, что невозможно. Слишком еще рано.

– Шесть месяцев, – возразил сквайр.