Энтони Троллоп - Домик в Оллингтоне

После этого мистер Хардин повел Кросби по всем комнатам госпиталя. Это был не госпиталь, но городская богадельня, и мистер Хардин, прежде чем Кросби оставил его, объяснил все обстоятельства, сопровождавшие устройство богадельни и его увольнение.

– Мне не хотелось оставлять этого места, я думал, что умру от горя. Но после того, что было сказано, я не мог оставаться, решительно не мог. И что еще больше, с моей стороны было бы несправедливо, если бы я остался. Теперь я все это вижу. Но когда я выходил, мистер Кросби, вон из-под той арки, опираясь на руку моей дочери, я думал, что сердце мое совсем разобьется.

При этих словах, по щекам старика покатились слезы.

Это была длинная история, и нет никакой надобности повторять ее здесь. Мистер Хардин был любезный, словоохотливый старичок, любивший вспоминать о прошедшем. Рассказывая свою историю, мистер Хардин ни о ком не сказал обидного слова, хотя сам был обижен, оскорблен, глубоко оскорблен.

– Все делается к лучшему, – сказал он наконец, – особливо когда мне не отказано в счастье устроить себя в старом месте. Я проведу вас в смотрительский дом, который очень уютен и спокоен, только при большом семействе не всегда бывает удобен в раннее время дня.

Услышав это, Кросби снова подумал о своем будущем доме и ограниченных средствах. Он сказал старику джентльмену, кто он такой, и объяснил, что отправляется в замок Курси.

– Там, кажется, я встречусь с вашей внучкой.

– Да-да, она моя внучка. Она и я пошли по различным путям жизни, так что я редко ее вижу. Говорят, что она хорошо исполняет свои обязанности в той сфере жизни, в которой Богу было угодно поставить ее.

«Это зависит, – подумал Кросби, – от рода обязанностей, которые должны лежать на виконтессе».

Не сказав, однако же, ни слова о леди Думбелло, Кросби простился с своим новым знакомцем и около шести часов вечера въехал в ворота замка Курси.

Замок Курси был полон гостей. Во-первых, там собралась вся фамилия Курси. Само собою разумеется, там были граф и графиня. В это время года графиня де Курси всегда находилась в замке, но присутствие там графа до настоящей поры не всегда было постоянно. Это был человек вполне преданный придворным церемониалам, поездкам в гористые страны Британии, продолжительному, хотя часто вовсе ненужному, пребыванию в Лондоне, поездкам на известные германские минеральные воды, вероятно, с целью изучать обряды и церемонии германских дворов, и различным другим отлучкам из дому, вынужденным неутомимым преследованием его особенных целей в жизни: граф де Курси был придворный человек в строгом смысле этого слова. В последнее время подагра, ревматизм, а может быть, и некоторое уменьшение в его способностях казаться во всякое время приятным и любезным примирило его с семейными обязанностями, и граф проводил большую часть своего времени дома, графиня в прежние времена жаловалась на частые отсутствия своего мужа, но трудно угодить женщинам: теперь графиня не совсем была довольна его присутствием.

В замке собрались все сыновья и дочери, за исключением старшего сына, лорда Порлокка, который никогда не встречался со своим отцом. Граф и лорд Порлокк не только не были в дружеских отношениях, но даже ненавидели друг друга, насколько может существовать ненависть между подобными отцами и подобными сыновьями. Там был высокопочтенный Джорж де Курси с молодой своей женой, он недавно исполнил прямой свой долг, женившись на молодой женщине с деньгами. Молодая жена была уже не первой молодости, лета ее перешли уже за тридцать, но ведь и сам высокопочтенный Джорж не был очень молод, и в этом отношении партия считалась ровною. Деньги молодой жены не были весьма большие, вся сумма их простиралась, быть может, до тридцати тысяч фунтов стерлингов, но зато высокопочтенный Джорж вовсе не имел денег. Теперь он получал доход, на который мог жить, а потому его отец и мать простили ему все его прегрешения и снова приняли в родительское лоно. Женитьба эта в настоящую минуту имела большое значение, потому что старший сын не был еще женат, и, следовательно, граф и графиня де Курси могли ожидать от этого союза наследника своей фамилии. Молодая жена не отличалась ни красотой, ни умом, ни пленительным обращением и не могла похвалиться высоким происхождением. Но не была она и безобразна или невыносимо глупа. Она имела весьма обыкновенные манеры, а что касается до ее происхождения, то все оставались более или менее довольны, потому, собственно, что она не обнаруживала в этом отношении никаких претензий. Она была дочь купца, занимавшегося торговлей каменным углем. Ее обыкновенно называли мистрис Джорж, при этом все в семействе старались обходиться с ней как с видной женщиной, хорошо одетым подобием живого существа, которое, по известным целям, господам де Курси было необходимо держать в своей свите. О высокопочтенном Джорже мы можем еще заметить, что, будучи всю свою жизнь страшным мотом, он сделался теперь расчетливым и бережливым до скупости. Достигнув рассудительного сорокалетнего возраста, он наконец убедился, что нищенское положение должно быть невыносимо тяжкое, и поэтому посвятил всю энергию своей души сбережению шиллингов и пенсов там, где их представлялся случай сберегать. Когда в первый раз обнаружилась в нем такая наклонность, отец и мать его приходили в величайший восторг, но не прошло и двенадцати месяцев, как начали показываться неприятные результаты. Хотя он и получал доход и делал из него сбережения, но не предпринимал никаких мер к приобретению дома и хозяйства. Он проживал обыкновенно под родительской кровлей и в столице, и в провинции, пил родительские вина, разъезжал на родительских лошадях и даже попробовал приобретать наряды для жены от модистки своей матери. При совершении этого последнего невинного поступка в семействе обнаружилась легкая размолвка.

Высокопочтенный Джон, третий сын, тоже прибыл в замок Курси. Он еще не приобрел себе жены, и так как до настоящей поры не показал себя полезным членом семейства в каком бы то ни было отношении, то на него начали смотреть как на тяжелое бремя. Не имея собственных доходов, из которых можно было бы делать сбережения, он не мог подражать своему брату в отношении бережливости, не мог усвоить этого драгоценного качества; говоря прямую правду, он вообще до такой степени был в тягость своему отцу, что последний не раз грозил ему изгнанием из-под родительского крова. Но не так легко выгнать сына. Оперившихся цыплят человеческой породы нельзя выгонять из гнезда так, как выгоняют молодых птичек! Высокопочтенный Джон скажется всему свету, если его предоставить полной нищете, скажется если не словами, то отпечатками на своей наружности нищеты и голода. Повеса из высшего сословия имеет весьма важные выгоды на своей стороне в борьбе с респектабельностью. Его нельзя отправить в Австралию без его согласия. Его нельзя посадить в богадельню без того, чтобы не узнал об этом весь свет. Граф бранился, грозил, спорил, показывал свои зубы, он был сердитый человек… и человек, который умел казаться сердитым, глаза его наливались кровью, над бровями делались такие морщины, что иногда страшно было смотреть. Но он был непостоянный человек, и высокопочтенный Джон изучил все слабые стороны отца и старался ими пользоваться.