Энтони Троллоп - Домик в Оллингтоне

Я сказал прежде всего о сыновьях, потому собственно, что как-то принято отдавать им это преимущество перед дочерями, и притом же в книге пэров имена их всегда упоминаются прежде сестер.

Граф и графиня де Курси имели четырех дочерей: Амелию, Розину, Маргариту и Александрину; они, можно сказать, были украшением семейства и жили так спокойно, что из-за них никогда не возникало тех семейных раздоров, которые так часто происходили между их отцом и братьями. Это были скромные, благовоспитанные девицы, думавшие, быть может, чересчур много о своем положении в свете и несколько склонные неверно оценивать те достоинства, которыми они обладали, и те, которых не имели. Леди Амелия была уже замужем, она успела составить существенную, если не блестящую партию с мистером Мортимером Гезби, известным адвокатом, принадлежавшим к партии тех адвокатов, которые в течение многих лет были агентами имения де Курси. В настоящее время он был в парламенте представителем от города Барчестера, получив такое место отчасти чрез влияние своего тестя. Обстоятельство это послужило поводом к возбуждению величайшего негодования в высокопочтенном Джорже, который думал, что место это должно принадлежать ему по всем правам. Но так как мистер Гезби заплатил при выборах весьма значительную сумму из собственного своего кармана, и, как Джорж де Курси, конечно, с своей стороны не мог заплатить подобной суммы, то права его подлежат большому сомнению. Мистрис Гезби была теперь счастливая мать многих малюток, которых она не захотела привозить с собой в замок Курси, и делалась во время этих визитов превосходным партнером своего мужа. Мистеру Гезби, может статься, лучше бы хотелось, чтобы жена его не так часто говорила ему самому о своем высоком положении, как дочери графа, или так часто другим о своем низком положении, как жены адвоката. Но вообще они жили очень согласно, и мистер Гезби приобрел в своей женитьбе все, чего желал.

Леди Розина была религиозна, и я не знаю, была ли она замечательна в каком-либо другом отношении, кроме разве того, что по характеру имела большое сходство с своим родителем. Одной только леди Розины трепетали все слуги, особливо в так называемые дни отдыха, которые при ее господстве в доме становились для многих днями мучительной пытки. С самого начала леди Розина не была такою: ей открыла глаза супруга одного соседнего духовного сановника, и с той минуты в ней произошло перерождение. Дай бог, чтобы читатели мои никогда не узнали, до какой степени бывает тягостна подобная пытка, производимая энергической, незамужней, здоровой женщиной, – женщиной, не имеющей ни мужа, ни детей, ни обязанностей, которые бы отвлекали ее от такого труда.

Леди Маргарита была фавориткой своей матери и во всем имела сходство с ней, за исключением только того, что мать ее была красавица. Свет называл ее гордой, дерзкой и даже наглой, но свет не знал, что все ее поступки совершались под влиянием принципа, требовавшего самоотречения. Она считала своим долгом быть де Курси и дочерью графа во всякое время и вследствие этого приносила в жертву своему понятию о долге всякую популярность, ласки и привязанность, которыми могла бы воспользоваться как нарядно одетая, высокая, стройная, фешенебельная и ни под каким видом не глупая женщина. Стоять во всякое время в чем бы то ни было выше тех, кто по званию был ниже ее, составляло главный предмет всех ее стараний. Впрочем, она была добрая дочь, по мере сил своих помогала матери во всех семейных хлопотах и никогда не сожалела о холодной, бесцветной, непривлекательной жизни, на которую обрекла себя.

Александрина считалась в семействе красавицей и действительно была самая младшая. Впрочем, она была не очень молода, так что близкие к ней начинали бояться, что она упустит драгоценное время сенокоса, не воспользовавшись лучами своего летнего солнца. Она, быть может, слишком много рассчитывала на свою красоту и ожидала более обильной жатвы. Никто не мог бы отвергать, что ее лоб, нос, щеки и подбородок были сформированы прекрасно. У нее были мягкие и густые волосы, очень хорошие зубы, большие круглые глаза, недостаток в ее лице состоял в том, что в отсутствие ее невозможно было припомнить ее черты. После первого знакомства вы могли бы с ней встретиться и не узнать ее. После многих встреч вы напрасно будете стараться унести с собой портрет ее лица. Такова была она в двадцать лет, такова она и теперь, когда ей исполнилось тридцать. Годы не произвели никакой перемены в правильности ее лица, не провели на нем ни одной морщинки. Носилась молва, что леди Александрина два раза отклоняла от себя предложение любви, но нам всем известно, что молва, избрав себе подобный предмет, преувеличивает истину и часто пускается в злословие. Действительно, леди Александрина была помолвлена, помолвка продолжалась два года, и потом последовала размолвка вследствие каких-то денежных затруднений, встреченных родителями той и другой стороны. С того времени она стала сомневаться и даже, полагали некоторые, беспокоиться насчет своего сенокоса. Зеркало и горничная уверяли ее, что солнце ее светит так же ярко, как и прежде, но, несмотря на то, леди Александрине становилось скучно от ожидания, она страшилась сделаться ужасом для всех, подобно сестре своей Розине, или предметом, ни для кого неинтересным, подобно сестре своей Маргарите. От нее-то в особенности и отправлено было приглашение к нашему другу Кросби: в течение минувшей весны в Лондоне она и Кросби весьма коротко узнали друг друга. Да, благосклонные мои читатели, это истина, которую подтверждает даже ваше сердце. При таких обстоятельствах мистеру Кросби не следовало бы ездить в замок Курси.

Таков-то был семейный кружок де Курси. Из числа других гостей я не буду перечислять многих. В числе замечательных, стоявших на первом плане лиц была по всем отношениям леди Думбелло, о происхождении и положении которой я сказал уже несколько слов в предыдущей главе. Она была все еще молодая леди и была замужем немного больше двух лет. Но в эти два года победы ее были многочисленны, так многочисленны, что в большом свете положение ее равнялось положению ее знаменитой свекрови, маркизы Хартльтон, которая в течение двадцати лет господствовала в царстве моды, не имея соперницы. Леди Думбелло сделалась так же могущественна, как и маркиза Хартльтон, мужчины и женщины поговаривали уже, что невестка в скором времени сделается могущественнее свекрови.

– Пусть меня повесят, если я понимаю, как она это делает, – сказал однажды мистеру Кросби известный благородный пэр, стоя в дверях клуба Себрэйта в один из последних дней минувшего сезона. – Она ни с кем не говорит. Десяти слов не хочет сказать в течение целого вечера.