Энтони Троллоп - Домик в Оллингтоне

– Я это знаю, и мы были очень счастливы здесь. Но если Белл оставит вас…

– Тогда и я уеду отсюда. Ваш дядя очень добр, но иногда я чувствую, что его доброта служит для меня бременем, нести которое у меня одной недостанет сил. И что тогда будет привязывать меня к здешнему месту?

Говоря это, мистрис Дель понимала, что «здешнее место» выходило за пределы дома, который она занимала по милости сквайра. Мог ли весь ее мир ограничиваться только этим местом? Каким образом будет она жить, если от нее возьмут обеих дочерей? Она почти уже убедилась, что дом Кросби не будет для нее родным очагом, не будет даже и временным пристанищем, ее визиты туда должны быть непременно того парадного свойства, на который намекала сама Лили. Объяснить все это Лили не представлялось никакой возможности. Она не хотела предрекать, что герой сердца ее дочери будет негостеприимным в отношении матери своей жены, но так и не иначе мистрис Дель понимала характер будущего своего зятя. Увы! ни та, ни другая не знали еще характера мистера Кросби, в противном случае они не стали бы не только говорить, но и думать о его гостеприимстве или негостеприимстве.

После полудня обе сестры снова сидели вместе, Лили была серьезнее обыкновенного. Из всех ее поступков нельзя было не заключить, что свадьба должна состояться в непродолжительном времени и что она приготовлялась разлучиться с домом.

– Скажи, пожалуйста, Белл, отчего это доктор Крофтс не навестит нас?

– Не прошло, мне кажется, и месяца, как он был у нас на вечере.

– Месяца! А было время, когда он являлся к нам почти каждый день.

– Да, когда мама была нездорова.

– Даже и после ее выздоровления. Впрочем, я не должна нарушать обещания, которое ты взяла с меня. О нем вовсе не следует говорить.

– Я ничего подобного не говорила. Ты знаешь, что было тогда на уме у меня, а что было у меня тогда на уме, то это же самое остается и теперь.

– Скоро ли будет на уме у тебя что-нибудь другое? Я бы желала, чтобы это случилось как можно скорее, право бы желала.

– Этого никогда не будет, Лили. Было время, когда я мечтала о докторе Крофтсе, но это была одна мечта. Я знаю это, потому что…

Белл хотела объяснить, что в убеждениях своих она непогрешительна и что с того памятного вечера она узнала, что может полюбить другого человека. Но этот другой человек был мистер Кросби, и потому она замолчала.

– Пусть бы он сам приехал, да расспросил тебя.

– Никогда он этого не сделает. Никогда он не сделает вопроса о вещах подобного рода, если я не подам к тому повода, а повода к этому от меня он никогда не дождется. Он до тех пор не подумает о женитьбе, пока не будет иметь состояния. У него есть достаточно твердости духа, чтобы переносить бедность без всякого сетования, но он не в состоянии будет переносить эту бедность вместе с женой. В этом я совершенно уверена.

– Посмотрим, посмотрим, – сказала Лили. – Для меня нисколько не покажется удивительным, если ты выйдешь замуж раньше меня. С своей стороны, я приготовилась ждать, пожалуй, хоть три года.

В тот вечер поздно сквайр возвратился в Оллингтон, Бернард ездил встретить его на станцию железной дороги. Сквайр телеграфировал своему племяннику, что приедет на последнем поезде, и больше этого ничего не было слышно от него с самого отъезда. Днем Бернард не видел никого из обитательниц Малого дома. Теперь ему не представлялось возможности обращаться с Белл с прежней непринужденностью, он не мог встречаться с ней, не начав разговора о предмете общего для них интереса, и при этом не мог говорить без особенной предусмотрительности. Он не знал еще самого себя, начав ухаживать за кузиной так легко, он считал это за самую обыкновенную вещь, все равно, приняли ли бы его предложение или нет. Теперь для него это уже не было более легкодоступным предметом. Не знаю, действительно ли в этом случае управляла его действиями искренняя, чистая любовь. Как бы то ни было, раз поставив себе цель, он с настойчивостью, свойственною всем Делям, решился достичь ее во что бы то ни стало. Он не допускал идеи отказаться от кузины и утешал себя тем, что ее нельзя привлечь к себе без некоторого труда и, быть может, без некоторого пожертвования временем.

Не было у Бернарда и расположения побеседовать с мистрис Дель или с Лили. Он боялся, что донос леди Джулии был справедлив, что в нем, во всяком случае, заключалась частица правды; находясь таким образом в некотором сомнении, он не мог с спокойной душой явиться в Малый дом. Ну, что ему придется делать, если Кросби действительно окажется виновным в той низости, в которой обвиняла его леди Джулия? Тридцать лет тому назад он вызвал бы его на дуэль и убил бы его, не дав ему прицелиться. В настоящее время подобный поступок невозможен, а между тем что скажет свет, если он оставит такое оскорбление без отмщения?

Дядя Бернарда по выходе из вагона с саквояжем в руке был мрачен, угрюм и молчалив. Он сел в кабриолет, не промолвив слова. На станции были посторонние люди, и потому Бернард считал неудобным приступить к расспросам, но когда кабриолет завернул за угол вокзала, он спросил: что нового?

Сквайр даже и теперь не хотел отвечать. Покачав головой, он отвернулся, как будто ему не нравилось, что его спрашивают.

– Видели ли вы его? – спросил Бернард.

– Нет, он не смел показаться мне.

– Значит, это правда?

– Правда? Да, сущая правда. Зачем ты привез сюда этого мерзавца? Ты всему виной.

– Нет, сэр, я не виню себя. Я не знал его за такого бездельника.

– Но прежде чем привести его сюда, ты должен был узнать, что это за человек. Бедная девушка! Что я ей скажу?

– Разве она еще не знает?

– Кажется, нет. Ты видел их?

– Я видел их вчера, и они еще ничего не знали, может статься, сегодня она получила письмо.

– Не думаю. Это такой гнусный трус, что побоится написать к ней. Трус, трус! Да и может ли человек найти в себе столько твердости духа, чтобы написать подобное письмо?

Мало-помалу сквайр разговорился и рассказал, как он виделся с леди Джулией, как отправился в Лондон и выследил Кросби до его клуба, где и узнал всю истицу от друга Кросби, Фаулера Прата.

– Трус убежал от меня, в то время как я разговаривал с его посланным, – говорил сквайр. – Это они уж вместе составили план, и я думаю, он был прав, а то я бы раскроил ему голову в клубе.

На другое утро Прат приходил к нему, в его гостиницу с извинением от Кросби.

– С извинением! Оно в моем кармане. Гнусная тварь, презренная гадина! Не могу этого понять. Клянусь честью, Бернард, этого я не понимаю. Мужчины, с тех пор как я короче их знал, кажется, совсем переменились. Для меня невозможно было бы написать такое письмо.

Он рассказал, как Прат принес письмо и объявил, что Кросби отклоняет от себя свидание.