Джордж Элиот - Адам Бид

Выйдя из Стонитона, она шла несколько первых миль бодро, назначая себе целью дерево, ворота или выдающийся куст на дороге на таком дальнем расстоянии, на каком она могла только различать эти предметы, и чувствовала слабую радость, когда достигала этой цели. Но когда она подошла к четвертому мильному столбу, к первому, который ей удалось заметить среди высокой трава, росшей по сторонам дороги, и прочла, что отошла от Стонитона четыре мили всего, мужество покинуло ее. Она прошла только это небольшое расстояние, а уже чувствовала усталость и почти снова была голодна от свежего утреннего воздуха, потому что хотя Хетти и была приучена к движению и труду в комнате, но не привыкла к продолжительной ходьбе, производящей совершенно другого рода усталость, нежели домашняя деятельность. Когда она смотрела на мильный столб, то почувствовала, что на ее лицо упало несколько капель: начинал идти дождь. То была новая беда, которая до того времени не приходила ей в голову, наполненную грустными мыслями. Совершенно убитая этим неожиданным увеличением ее горя, она села на выступ изгороди и начала истерически рыдать. Начало трудности подобно первому куску горькой пищи, который кажется невыносимым в первое мгновение; если, однако ж, нам нечем больше утолить наш голод, мы решаемся взять еще кусок и находим возможным продолжать. Когда у Хетти миновал порыв слез, она собрала свое слабевшее мужество. Шел дождь, и она должна была стараться достигнуть деревни, где могла бы найти отдых и приют. Утомленная, она пошла вперед, как вдруг услышала за собою гром тяжелых колес: ехала простая телега, еле двигаясь по дороге; извозчик шел лениво подле лошадей, хлопая бичом. Хетти, остановилась, поджидая телегу; если извозчик был человек не очень угрюмой наружности, думала она, то она попросит, чтоб он взял ее с собою. Когда телега поравнялась с нею, извозчик отстал, но впереди огромной повозки она увидела нечто такое, что ободрило ее. В прежнее время своей жизни она и не заметила бы этого, но теперь новая чувствительность, которую пробудило в ней страдание, было виною того, что этот предмет произвел на нее сильное впечатление. То было не что иное, как маленькая белая, с коричневыми пятнами эспаньолка, сидевшая на переднем выступе телеги, с большими робкими глазами и постоянно дрожавшим телом, свойственными, как вам, вероятно, известно, этим крошечным существам. Хетти, вы знаете, не обращала слишком много внимания на животных, но в эту минуту она чувствовала, будто было что-то общее между нею и этим беспомощным робким существом, и, не вполне понимая причину, она уже смелее решилась заговорить с извозчиком, который теперь догнал телегу. То был высокий, румяный человек, с мешком на плечах, заменявшим ему шарф или шинель.

– Не можете ли вы взять меня в телегу, если отправляетесь по дороге в Ашби? – спросила Хетти. – Я заплачу вам.

– Конечно, – сказал высокий молодец с медленною улыбкою, свойственною людям, тяжелым на подъем. – Я могу взять вас очень легко, и не нужно мне ваших денег, если вам все равно лежать немножко сжавшись на тюках с шерстью. Откуда вы? И что вам нужно в Ашби?

– Я иду из Стонитона. Мне далеко идти – в Виндзор.

– В услужение, что ли, или за чем другим?

– Я иду к брату; он солдат и находится там.

– Ну, я еду всего-то до Лейстера, и это-то довольно далеко, но я возьму вас, если вам все равно ехать немножко медленнее. Лошади и не почувствуют вашей тяжести, как не чувствуют тяжести вот этой собачонки, которую я нашел на дороге недели две назад. Она, должно быть, потерялась и вот с тех пор все дрожит. Ну-ка, давайте вашу корзинку да подойдите сзади, я вас подсажу в телегу.

Лежать на тюках с шерстью, при щели, оставленной между занавесками покрышки для прохода воздуха, было теперь для Хетти истинной роскошью, и она пролежала в полудремоте несколько часов, пока извозчик не подошел спросить ее, не хочет ли она выйти из телеги и поесть чего-нибудь; сам он шел пообедать вот в эту харчевню. Поздно ночью приехали они в Лейстер, и таким образом прошел второй день путешествия Хетти. Она издержала деньги только на пищу, но чувствовала, что не будет в состоянии перенести такую медленную езду еще один день, и утром отправилась к конторе дилижансов, чтоб спросить о дороге в Виндзор и узнать, позволят ли ей средства проехать часть расстояния снова в дилижансе. Нет! расстояние было слишком велико, дилижансы были слишком дороги: она должна отказаться от них. Но пожилой приказчик в конторе, тронутый ее миловидным, озабоченным личиком, написал ей имена главных местечек, чрез которые она должна пройти. Это было ее единственным утешением в Лейстере, потому что мужчины смотрели во все глаза, когда она проходила по улице, и в первый раз в своей жизни Хетти желала, чтоб никто не смотрел на нее. Она снова отправилась в путь; но в этот день она была счастливее, потому что ее скоро догнала извозчичья телега, доставившая ее в Гинкли, а благодаря возвращавшейся коляске с пьяным почтальоном, который напугал ее тем, что ехал как Ихой, сын Нимши, делал ей различные шутливые замечания, оборачиваясь задом на своем седле, она еще до ночи была в самой середине лесистого Ворикшейра. Но ей говорили, что до Виндзора все еще оставалось почти сто миль. О, как обширен был этот свет и как трудно было для нее найти в нем дорогу! По ошибке она попала в Стратфорд-на-Авоне, так как она видела, что Стратфорд был помещен в ее списке местечек, а там ей сказали, что она далеко отошла от своей настоящей дороги. Только на пятый день прибыла она в Стони-Стратфорд. Какой незначительною кажется эта дорога, когда вы смотрите на карте или вспоминаете о ваших приятных поездках на луговые берега Авона или оттуда. Но как утомительно длинна была она для Хетти! Ей казалось, будто эта страна с ровными полями и изгородями, разбросанными домиками, деревнями и рыночными городками, которые все были так схожи в ее равнодушных ко всему этому глазах, не должна иметь конца, и она должна бродить среди них всегда, измученная, поджидая у пошлинных застав какую-нибудь телегу и потом видя, что телега везла ее только небольшое расстояние, иногда только до какой-нибудь фабрики не дальше мили. Она с отвращением входила в публичные дома, где должна была обедать и делать вопросы, потому что в них всегда были праздношатающиеся мужчины, смотревшие на нее во все глаза и грубо подшучивавшие над ней. Ее тело было также чрезвычайно утомлено в эти дни новой усталости и беспокойства; в эти дни она казалась гораздо бледнее и утомленнее, чем во все время тайного страха, которое она пережила дома. Когда наконец она достигла Стони-Стратфорда, ее нетерпение и усталость восторжествовали над ее экономическою осторожностью; она решилась ехать в дилижансе всю остальную дорогу, хотя бы ей стоило это всех остальных денег. В Виндзоре ей не нужно будет ничего, ей нужно будет только найти Артура. Когда она заплатила за проезд в последнем дилижансе, у нее оставался один только шиллинг; и когда она вышла из дилижанса у гостиницы под вывеской «Зеленый человек» в Виндзоре в двенадцать часов на седьмой день, голодная и ослабевшая от изнеможения, то кучер подошел к ней и просил не забыть его. Она опустила руку в карман и вынула шиллинг, но слезы навернулись у нее на глазах, когда она почувствовала свою слабость и подумала, что она отдавала свои последние средства получить пищу, которая действительно была ей необходима, прежде чем она отправится отыскивать Артура. Когда она протягивала шиллинг, то обратила свои темные, полные слез глаза на кучера и спросила: