Васко Пратолини - Метелло

Ренцони сдвинул шапку на затылок, почесал лоб и, первым поднявшись на насыпь, сразу заметил, что стройка снова охраняется.

— Э-э… да там не только солдаты! — воскликнул он. — Еще и полиция!

Больше десяти солдат было расставлено вокруг лесов, у конторы и у входа на участок. Здесь же стояли трое штатских в темных костюмах: средний был в котелке и держал под мышкой трость.

— Этого следовало ожидать… — сказал старый Липпи.

Все четверо остановились на гребне насыпи, осматривая местность, как с наблюдательного пункта или с бруствера.

— Там есть и кое-что похуже, — сказал Метелло. — Вы не заметили?

Внизу, почти под ними, Криспи гасил костер, возле которого он, должно быть, провел ночь вместе с солдатами, а чуть поодаль, у дверей конторы, стояли инженер и Нардини. Но не на это обращал внимание товарищей Метелло. Еще дальше, около барака, служившего общежитием, заметно было какое-то оживление, дверь и окна там были распахнуты.

— И этого тоже следовало ожидать, — повторил старый Липпи.

— Нет, я не ожидал, — проговорил Метелло. Его голос, полный горечи и обиды, звучал глухо. — Я пришел бы сюда до рассвета, если бы мог себе это представить.

Издали они не могли все хорошенько рассмотреть, но различали отдельные фигуры людей. Сняв пиджаки, эти люди сновали между окном и дверью общежития, наклонялись над бочками с водой, чтобы умыться, складывали в ряд инструменты, а некоторые просто стояли, прислонясь к стене. Наконец двое обернулись, возможно на окрик Нардини, который отошел от инженера и делал им знаки рукой: один из этих двоих был Олиндо. А среди готовивших инструмент они узнали Немца. Правда, лицо его они различить не могли, но достаточно было взглянуть на эту крупную фигуру, чтобы не осталось никаких сомнений на этот счет. Через несколько минут они опознали всех рабочих, которые, очевидно, провели ночь на стройке и только что встали.

— Значит, они заранее сговорились с Бадолати, иначе Криспи, конечно, не пустил бы их в барак, — заметил Фриани.

— Что же теперь делать? — спросил маленький Ренцони.

— А как ты думаешь, для чего тебя дед разбудил? — рассердился старый Липпи и подтолкнул юношу, чтобы тот шел вперед.

Один за другим они спустились с насыпи, обогнули возделанные поля и, выйдя на Понте-Россо, оказались всего в пятидесяти метрах от полицейских и солдат, оцепивших участок. Как раз в этот момент Нардини вывешивал объявление. Такие же объявления можно было увидеть в этот день и у входа на другие стройки. Они отличались одно от другого только перечисленными в них именами. Вот что там было написано:

Прежде чем работы будут возобновлены, рабочие данного предприятия обязаны подписать следующее заявление:

1) Признаю справедливыми и законными и, как таковые, безоговорочно принимаю тарифные ставки, установленные ОВСП (Объединением владельцев строительных предприятий).

2) Обязуюсь впредь не принимать участия ни в каких мероприятиях организуемых Палатой труда.

Данное заявление подписывается в конторе. Не желающие его подписать могут возвращаться домой.

Нижеперечисленных рабочих, в случае их появления на стройке, ставим в известность об увольнении:

Салани Метелло

Доннини Аминта

Липпи Фердинандо.

Вышеуказанные увольнения вызваны проявлением неуважения и оскорблениями, нанесенными главе предприятия (Салани и Доннини) и десятнику (Липпи).

Дирекция:

Инженер Филиппо Бадолати

Флоренция, 30 июня 1902 года.

Спустя час рабочие Бадолати в полном составе собрались перед стройкой и Криспи мог подавать сигнал. Не было только Биксио Фалорни, который вернулся в деревню к своему подлинному призванию.

Солнце поднимается из-за дворца Инконтро и освещает Арно в районе Наве. Летом в пять часов утра небо уже совсем светлое. Вдоль шоссе по направлению к городскому рынку движутся повозки огородников, груженные корзинами фруктов и овощей, умытых росой. Деревня будит город. За городскими воротами есть застава, где остановка обязательна. Мимо движутся охотники, женщины с корзинами, полными яиц, возчики песка, направляющиеся к реке; по той же дороге следуют почтовые кареты, дилижансы, возы сена, повозки с вином и мешками муки. Колокола в Сан-Гаджо и Мадонноне звонят к заутрене. В этот ранний час какой-то сумасшедший велосипедист уже дважды промчался по бульварному кольцу и через парк Кашине. Это globe-trotter [67] Globe-trotter (англ.) — любитель кругосветных путешествий. . Он собирается совершить кругосветное путешествие на велосипеде и тренируется уже не первый год.

— Жми, Тулио, ты один! [68] Так обычно кричат велогонщику, намного опередившему всех участников соревнования. — кричат ему дорожные рабочие и возчики.

— Шли нам открытки из Парижа!

— Из Мату Гросу [69] Мату Гросу — высокогорная местность в Бразилии. !

— Из России, если доберешься!

К хору насмешек присоединяются рабочие, которые живут в окрестных селениях и сейчас проходят через городскую заставу. Они шагают один за другим по обочине дороги. Это грузчики, возчики, больничные служители, а главным образом чернорабочие, землекопы, строители. Большинство из них шесть дней в неделю ночует на стройке, зато по понедельникам они целыми полчищами возвращаются в город. Миновав заставу, каждый из них, у кого есть два сольдо, останавливается выпить стаканчик вина. Прежде чем взобраться на леса, они съедают хотя бы по куску хлеба. У них это называется «заморить червячка». Некоторые добавляют к хлебу кисть винограда, возможно, сорванную где-нибудь по дороге в чужом, плохо огороженном винограднике. Это самые молодые, которым ничего не стоит затеять ссору во время налета на виноградник — их не пугает риск попасть под выстрелы хозяйского дробовика. Одной-двух кистей с них вполне достаточно.

Город встречает их трактирами, откуда доносятся запахи вина, жареной поленты, вареной требухи, кипящих в масле лепешек, пандирамерино [70] Полента — густая кукурузная каша; пандирамерино — белый хлеб, замешанный на масле и розмарине с изюмом. . Из церквей выходят ханжи, насквозь пропахшие ладаном. Приятен также запах скотных дворов и аромат множества цветов, посаженных вокруг лоджий. Возвращаясь в город в первый день недели в чистом белье и с караваем хлеба, завернутым в цветастый платок, рабочие всегда подмечают здесь что-то новое. Что именно? Они не могли бы этого сказать. В их душе живет надежда, которую вселяет в них все, что они видят вокруг. Им нравится и девушка, вытряхивающая простыни, высунувшись из окна, и бродячий пес, плетущийся за ними по пятам. Возле строек они встречают товарищей по работе, которые, живя в городе, чаще, чем они, читают газеты. Не потому ли горожане лучше разбираются во всем? Все вместе они проделывают последний отрезок пути, и разница между ними стирается, ее уже нет, если не считать того, что жизнь в городе вызывает больше потребностей, больше забот и таит в себе больше соблазнов.