Ханна Бренчер - Если ты найдешь это письмо… Как я обрела смысл жизни, написав сотни писем незнакомым людям

В первые несколько недель в Нью-Йорке мы с Либби стали встречаться в кофейнях, разбросанных по всему Манхэттену. Она знает все кофейни в Нью-Йорке, которым суждено оставаться в памяти после того, как ты осушишь в них первую кружку. В одной из этих кофеен она сказала мне, что собирается уехать из Нью-Йорка. У нее уже есть билет на самолет. Через три дня после Хэллоуина она летит в Италию. Во время учебы в колледже она провела один семестр на этом желтом клочке суши в форме сапожка и вернулась оттуда другим человеком. Когда Либби рассказывала об Италии, она заставила меня поверить, что действительно можно оставить свое сердце в аэропортах, на старой итальянской брусчатке и в кофейнях. Мы не обладаем почти никакой властью над тем, где наши сердца решат пустить корни. Порой некоторые места прилепляются к тебе суперклеем, как бы ты ни старалась отломить или оторвать их от себя.Кажущиеся невинными точки на ярко раскрашенных географических картах что-то с тобой делают. Они выворачивают тебя наизнанку. Они заставляют подвергать все сомнению. Географию в этом смысле здорово недооценивают. Когда я спросила ее, почему она возвращается туда именно сейчас, она сказала, что либо ради жизни, либо ради любви, либо ради спасения. Может быть, ради всего вместе.

Пока мы с ней сидели в кафе и она рассказывала мне о капучино, я задумалась, почему мне всегда везет на знакомства с людьми как раз в тот момент, когда они собираются сняться с якоря и отправиться куда-то в другое место. Вот ведь вопрос! Честно говоря, я уже почти перестала им задаваться. Почему наше время всегда истекает? Почему именно тогда, когда ты думаешь, что тебе нужен человек, который сделает нечто по-настоящему безумное, к примеру, почти полностью дополнит тебя, он говорит тебе, что у него в кармане билет на самолет? Он уезжает. Но именно такие люди, как Либби, заставляют меня думать, что, даже если у человека осталось всего двадцать четыре часа до самолета или поезда, все равно следует рискнуть и попытаться узнать его поближе. Такие люди многому тебя научат. И когда эта штука внутри них начинает вопить: «беги, беги, беги» – нет никаких вариантов, кроме как отпустить их. Я пока еще не видела ни одного человека, который вышел бы в мир – участвуя в поисках всем сердцем – и не вернулся более знающим, чем сам себя считал. Вот что я думаю о тех людях, которые появляются в нашей жизни с билетами на самолет: приходится их отпускать. Пусть посмотрят, что есть там – «где-то там».

Через несколько дней после лавины запросов на любовные письма мы с Либби встретились за кофе в заведении под названием Neil’s Coffee Shop . Это уютное местечко, примостившееся на углу Лексингтон и Семнадцатой еще полстолетия назад. Винтажная неоновая вывеска над кирпичным зданием – яркое доказательство тому, что внутри заведения мало что изменилось. Это место для завсегдатаев, кофе и бекона.

Мы сидели на барных табуретах. Я ела яичницу, Либби пила кофе и расспрашивала меня о письмах. Она хотела знать, что именно заставило меня оставлять письма на улицах города; что побудило писать людям, с которыми я, вероятно, никогда не познакомлюсь. Как ни странно, последний момент меня никогда не волновал. Я даже не думала о том, чтобы познакомиться с получателем очередного письма. Я просто хотела быть кем-то для кого-то, не важно, насколько большим или малым этот «кто-то» будет.

– Что ты об этом думаешь? – спросила она. – Во что, как ты думаешь, это выльется?

В этом вся Либби. Девушка – большая картина. Всегда. Большая-большая картина с яркими цветами. Эта девушка не потерпит хандры, серости или тусклости.

Гоняя свою яичницу-болтунью по тарелке, я посмотрела на нее и сказала правду:

– Это тайна. Вот что это на самом деле. Я обожаю писать письма, но всякий раз, берясь за очередное письмо, мне приходится остановиться и подумать: «Что же не так с этим миром?!» Либби, это самые печальные откровения, какие я только читала, и я не знаю, почему они попадают в мой почтовый ящик!

А ведь это было только начало потока душераздирающих просьб, которые мне предстояло увидеть в следующие несколько лет. По причинам, которые я, возможно, никогда не смогу объяснить, после того как был написан тот пост, мой почтовый ящик стал гаванью для душевных травм и отстойником для трудных дней других людей. Их электронные письма были достаточно печальны, чтобы я, прочитав их, сидела у экрана и в упор разглядывала компьютерную клавиатуру, пытаясь понять, существует ли еще кнопка backspace . Она существовала. Они могли бы стереть эти слова, если бы этого захотели.

Наверное, я рассчитывала, что люди сочтут перспективу получения любовного письма по почте неким приключением. Я и не думала, что мой пост заденет в их сердцах струнку, которая заставит их внезапно замолотить по клавишам, рассказывая мне всю подноготную своей жизни. У большинства этих электронных писем была довольно распространенная концовка: Я не собирался писать так много. Честно, я даже не знаю, откуда все это взялось . И – да, напечатав, они оставляли эти слова, не стирая их.

Есть нечто поразительное в людях, которые позволяют таким вещам быть. Просто быть, вместо того чтобы взять молоток и гвозди и заколотить в своей жизни каждую мелочь, которая выглядит не совсем так, как они ее планировали. Есть что-то особенное в людях, которые согласны быть там, где они есть в данный момент.

Однако я была не из таких. Я не могла взглянуть в лицо даже собственной печали, а тут ко мне со всех сторон ринулись люди, которые говорили: «Может быть, в моей жизни сейчас и не все прекрасно, может быть, я сегодня ночью буду плакать, пока не засну; но я делаю большой шаг, рассказывая тебе все это. Может быть, мне не обязательно сегодня быть полностью здоровым и целым. Я просто не хочу быть один и наконец даю кому-то об этом знать».

Если честно, я тоже этого хотела.

– Представь себе, – продолжала я, – кто в твоей жизни мог так и не написать тебе любовное письмо, чтобы тебе понадобилось просить о нем двадцатидвухлетнюю девушку, которая едва способна понять, какой сироп ей нравится в кофе?

– Думаю, тут дело не только в этом, – улыбнулась Либби и отпила глоток. – Может быть, ты напала на тему гораздо большую, чем ты представляешь.

Хотя Либби водила меня по всем «правильным» кофейням, в привычности чашки из «Старбакса» в моих ладонях все равно оставалось нечто несравненное. Я не стыжусь признать, что это ощущение заставляло меня чувствовать себя одной из близняшек Олсен. [19]В одном из «Старбаксов» неподалеку от моего офиса в Манхэттене я случайно услышала, как девушка говорила по сотовому телефону. Столики там стояли чуть ли не друг на друге. Передо мной лежал открытый блокнот.