Сергей Шикера - Выбор натуры

– Дурак! Вот дурак!.. – закачала головой Тамара Матвеевна. – А вообще-то ты, конечно, не дурак. Ты хитрый и подлый человек. Только что придумал? А зачем? Объясни! Зачем нам это? Ну! Чего молчишь? Говори! Вот я так и знала, что ты нам все испортишь. Грош цена твоим обещаниям.

– Как ее крутит, а? Что, в самую десятку попал? Нет? А чего ж ты тогда переполошилась? Сказала бы просто, что я и сейчас пьяную чушь несу. Я ведь, по-твоему, всегда чушь говорю. Что ж ты так взвилась? А потому что правда.

– Убирайся, слышишь?! Убирайся отсюда! Сейчас же!

Вячеслав Иванович в ответ демонстративно развалился на стуле.

– А знаете что ее больше всего мучает? Я вам сейчас тайну открою. Слушайте. Вы такого сюжета больше нигде не найдете. Она себе до сих пор простить не может, что не вышла за моего брата. Не того выбрала. Представляю, что у нее на сердце последние двадцать лет творится.

– Ты что, совсем спятил?! Кого я выбрать могла, если Владислав тогда черт знает где служил?

– Ну, в отпуск же приезжал…

– В отпуск?! Нет, ты совсем больной, тебе лечиться надо. В отпуск! Да я не могла дождаться, когда он уедет, у меня от вас в глазах двоилось…

– Да-да, рассказывай!..

– Скажи, ты ведь эту речь заранее заготовил, специально? Чтобы нам тут всё обгадить? До меня только сейчас дошло. Ну что сказать? Молодец. Все рекорды сегодня побил. Эх, был бы Владислав здесь сейчас, набил бы тебе твою гнусную морду! Ничего, придет – я ему расскажу!

– Видите?! Ей и этого мало. Она еще хочет меня с братом поссорить!

– Может быть, уйдешь по-хорошему, пока не довел до греха? – произнесла Тамара Матвеевна грудным голосом, грозно сверкая глазами. – Ты уже всех здесь замучил.

– Вас замучаешь. Смеются они надо мной…

– Папа, ну кто над тобой смеётся?! – воскликнула Настя.

– Да, ты не смеешься. Извини. Ты моя дочка. Если я перед кем и виноват, так только перед тобой. Тут я с твоей матерью соглашусь – я тоже жалею, что она не вышла за Владислава. Поскольку мы близнецы, я думаю, ты бы родилась точно такая же, только от уважаемого человека, настоящего русского офицера, а не от предателя. Была бы Анастасия Владиславовна…

Если вплоть до последней минуты в речах и во всем поведении Вячеслава Ивановича, даже когда он говорил о переприсяге, еще можно было обнаружить некоторый оттенок игры на публику, то теперь, как показалось Сараеву, он был совершенно серьезен. Сам же Сараев чувствовал что-то вроде вины. Не то чтобы это был спектакль, устроенный для него, но то, что всё произносилось с расчетом на его присутствие, и он тут послужил неким катализатором скандала, сомневаться не приходилось.

– Папа, перестань, прошу!.. – взмолилась Настя.

– Настя, помолчи! – приказала Тамара Матвеевна и, поднявшись, указала мужу на дверь. – Вон. Сейчас же. И чтобы ноги твоей здесь сегодня больше не было.

Вячеслав Иванович вскочил, закричал, что никто не смеет его гнать из его собственного дома, и ушел. Потом, спустя какое-то время, вернулся. Потом опять уходил, возвращался. Потом Сараев сидел бок о бок с Павлом и крепко обнимал его за плечи. Потом… Всё дальнейшее вспоминалось потом смазанным, летающим перед глазами из стороны в сторону, как если бы было снято камерой с рук пьяным вдрызг оператором.

XIX

После полуночи

Сараев открыл глаза. Он лежал на боку. Темнота вокруг была озарена ровным синеватым светом, а в неприятном, режущем слух звуке за спиной слышалось что-то очень знакомое… Ага, вспомнил Сараев, райский уголок. Он вывернул шею и, увидев за собой на стене электронный пейзаж с водопадом и качающейся веткой, с негромким стоном отвернулся. Так и есть: он лежал в комнате Павла. Если, конечно, такие штуки не развешаны здесь над каждой кроватью. Хотя в комнате Насти такое трудно было представить. Кстати, он, кажется, полвечера спрашивал: «Где Настя? А куда делась Настя?» Ему говорили, что Настя ушла спать, ей рано утром на службу, он успокаивался, а через некоторое время спрашивал опять и крутил головой. Интересно, что при этом должны были думать хозяева? И чью загорелую, протянутую через стол руку он потом целовал? В общем, всё как всегда: завтра некуда будет глаза деть. Первый раз прийти в гости и так набраться. Он и сейчас еще был пьян. Три-четыре дня, а то и неделя запоя теперь обеспечены. Из последнего, что помнил: склонившуюся к нему с ласковой улыбкой Тамару Матвеевну. Она приглашала его отдохнуть. Напротив сидел Вячеслав Иванович, и рядом с ним – да, загорелая красивая женщина с мундштуком. Помнил еще, как Тамара Матвеевна крепко держала его ладонь на своей талии, пока вела сюда. Ох! кажется, он пытался ее утянуть за собой в кровать!.. Нет-нет-нет! Спокойно. Не было этого. Мысли – да, такие, может быть, и были, но не больше. Это уже начинаются похмельные капричос, когда фантазии мешаются с реальностью. Первые, пока робкие, предвестники панических атак. Надо бы выйти в гостиную и поискать там водки, чтобы пресечь их на корню. И тогда можно будет думать, что делать дальше. Хотя время сейчас, наверное, глубокая ночь, и до утра отсюда не выбраться. Но для начала неплохо бы прикрутить звук у этой шарманки.

Сараев пошевелился, однако встать не успел. Скрипнула дверь, и в комнату кто-то вошел. Судя по невысокому росту, не Павел. Сараев застыл. Меньше всего ему сейчас хотелось вступать с кем-нибудь в разговор.

Уткнувшись правой половиной лица в подушку, Сараев следил за вошедшим приоткрытым левым глазом. Постояв у порога, тот бесшумно двинулся к кровати и подошел к изголовью. Кто бы это мог быть, гадал Сараев, и тут все мысли разом спутало одно шальное воспоминание. Это был чей-то пьяный полезный совет: если хочешь зарезать спящего человека по-тихому, чтобы он спросонья не наделал шума, не заметался и не закричал, его надо непременно за мгновение до этого разбудить. Сердце у Сараева забилось чаще. Слава Богу, что он сейчас это вспомнил, предупрежден значит вооружен, уже кое-что. Но что из этого следует? Кроме как действовать четко и без ошибок, выбора тут никакого не остается. Вопрос только, что за действия это должны быть? Незнакомец думает, что он спит. И пока он так думает, Сараев жив. Но долго притворяться не получится. Потому что совсем не реагировать, когда тот станет его тормошить, тоже нельзя – чего доброго, примет за мертвецки пьяного и прирежет без всяких опасений. (С чего он вообще взял, что его будут убивать по правилам?) От того чтобы сию же секунду вскочить или спрыгнуть с кровати, Сараева удерживала некоторая, не совсем угасшая надежда, что у стоящего над ним человека все же нет на его счет никаких худых намерений. Кроме ножа наготове, который Сараев получит, как только дернется. И тут он почувствовал дуновение. Неопознанный гость, словно прочитав его мысли и решив их остудить, дул ему в висок. Втягивая воздух, он, кажется, собирался повторить, как вдруг в соседней гостиной звякнула посуда. Человек тут же развернулся и отошел к портьере. Крепко стукнув ногами в пол, Сараев рывком сел на кровати и ухватился за спинку стоявшего рядом стула; пружинная перина под ним оглушительно стрельнула. Незнакомец обернулся и вполголоса проговорил: