Александр Сегень - Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова

— Хочется, — согласился Выкрутасов, поражаясь словам своего нового знакомого — тому, как они совпадали с его собственными мыслями. И хотя вареные телячьи языки были столь нежны, что так и подмывало пропустить под них граммов двести, оба попутчика выдержали и обошлись только чаем.

Они быстро и легко сошлись и уже болтали без умолку, доверчиво рассказывая друг другу о своей жизни. В чем-то их судьбы оказались схожими. Алексей в молодости окончил институт культуры, потом в Ульяновске шестнадцать лет проработал экскурсоводом в картинной галерее «В. И. Ленин в изобразительном искусстве». В последние годы зарплату не получал, жена из дома выгнала, завела себе любовника из новых русских… Короче, до самого вечера они изливали друг другу душу. Будучи трезвым, Дмитрий Емельянович старался свои повести не приукрашивать, не привирать особо, хотя, конечно, его образ в глазах Алексея вставал более героический, чем был на самом деле.

За разговорами они не заметили, как окончился день, как проплыли через все Саратовское водохранилище, миновав и Вольск, и Балаково, и Хвалынск, и Сызрань. А когда на закате, постояв около часа в Самаре, двинулись вдоль жигулевских красот, тут уж при виде живописнейших утесов и скал они не сдержались и стали пить сначала пиво, а потом водку.

— Друг ты мой, — говорил Лешка, — как мы хорошо жили, шишка, до этих перегребанных демократов, скажи!

— Хорошо жили, Леша, — кивал Дмитрий Емельянович. — И можно было жить дальше, чуть-чуть только улучшить снабжение населения. Сделали бы так, чтоб везде было хорошее и дешевое пиво — уже полдела, уже не надо все кверху тормашками ворочать. Так им же не счастье народное нужно было, всем этим меченым и беспалым, им нужны были только власть, только личное обогащение.

— Конечно, — поддакивал Лешка. — А потому что они все были еще с конца семидесятых годов Америкой куплены.

— Думаешь с конца семидесятых? Не с начала восьмидесятых?

— Да я думаю, что даже уже с конца шестидесятых!

Тема сильно увлекала. Ведь в поломанной судьбе Дмитрия Емельяновича, как и в поломанной судьбе Лешки, полностью высвечивалась вина современной русской демократии. И вот, сидя в теплоходном кафе-ресторане за второй бутылкой водки, они уже спорили о жидомасонском мировом заговоре, о мерзкой роли диссидентов, о Сахарове и Солженицыне, о Лихачеве и Яковлеве, о Березовском и Гусинском, ну и, конечно же, о Горбачеве и Ельцине. Причем спорили они не в том смысле, что кто-то кого-то обвинял, а другой их защищал, а спор их состоял в том, кто больше приписывал вины тому или иному мерзавцу.

Вдруг лицо Алексея обрело какой-то совершенно новый, загадочный вид. Он откинулся в своем кресле и, слегка покачиваясь, произнес:

— Скажи, а если бы тебе лично доверили привести приговор в исполнение?

— Кому? — спросил Выкрутасов.

— Ельцину. Ты бы согласился?

— Согласился бы.

— И как бы ты его казнил?

— Я бы его на рельсы положил, — ни секунды не колеблясь, ответил снова подвыпивший Выкрутасов. — Да, на рельсы. Ибо он сам себе этот приговор некогда подписал.

— Правильно, — согласился Алексей. — А скажи, шишка, если бы тебе Горбачева отдали на растерзание?

— Я бы его молотком по пятну бил, покуда не сдохнет.

— Слабо! — покачал головой Алексей. — Простонародно. Любой русский губошлеп такое сделает. Я бы его худшим мучениям отдал.

Тут лицо его стало еще загадочнее, и он спросил:

— А если бы тебе Бориса Абрамыча, ты бы как его?

— Березовского? — Выкрутасов задумался. — Медленно бы на углях поджаривал. Или скипидарные клизмы…

— А я бы нет, — улыбаясь, курил Лешка. — Я бы приковал его в гнилом подвале и раз в сутки бы приходил, аккуратно перед его носом раскладывал орудия пыток — скальпели, бритвочки разные, щипчики, ножнички, а при этом бы ласково разговаривал: «Как я вас уважаю, Борис Абрамович, какой вы великий человек, как же мне не хочется пытать и казнить вас. Но что делать, народ мне доверил, приходится исполнять…» Я бы смотрел на его полные страха глаза, а потом опять откладывал казнь: «Ох, ну ладно, давайте я вам сегодня только полпальчика отрежу, а завтра уж все остальное». И, отрезав пальчик, уходил бы, шишка.

— Да ты, я вижу, много об этом думал, — признал Выкрутасов изощренность своего собеседника в заплечных делах.

— Еще бы! — И лицо Алексея сделалось загадочнее, чем у сфинкса. — Ты думаешь, я кто?

— Ты? — Дмитрий Емельянович с ужасом подумал о том, что прекрасно осведомлен относительно предыдущей профессии Лешки и ровным счетом ничего не знает о нынешней жизнедеятельности бывшего экскурсовода. — А и вправду, кто ты?

Алексей оглянулся по сторонам и произнес:

— Я коммивояжер.

«Слава богу!» — подумал Выкрутасов, наливая водки себе и экс-экскурсоводу. Они выпили, закусили, и Алексей промолвил в наступившем вдруг молчании:

— Я коммивояжер смерти.

Выкрутасову стало жутковато.

— Киллер? — прошептал он.

— О нет, шишка, я не киллер, — улыбнулся Алексей печально. — К тому же, да будет тебе известно, киллер есть вовсе неправильный перевод с английского. По-английски наемный убийца называется не киллер, а ассасин. Ну да бог с ним! Так вот, я в данное время являюсь коммивояжером тайной организации грядущих мстителей. Она называется «Соколы возмездия». Сейчас мы допьем эту, одну еще прикупим с собой, пойдем в мою каюту, шишка, и там я тебе кое-что такое покажу — омертвенеешь!

Они так и сделали. Расплатившись по счету — причем бывший экскурсовод пытался заплатить за все сам, но в итоге расплатились поровну, — отправились в каюту коммивояжера смерти. Там он усадил гостя в кресло, достал откуда-то из-под кровати кейс, открыл его ключом и шифром и извлек из него кипу бланков. Взяв из руки Алексея первый попавшийся бланк, Выкрутасов увидел на нем большую печать с изображением сокола, держащего в лапах чертика с рожками, и надписью: «Боевая дружина Соколы Возмездия». Вверху бланка располагался следующий текст:

«Боевая дружина Соколы Возмездия, принадлежащая к Партии Великого Возрождения России, удостоверяет, что данная лицензия выдана

/когда/__________

/кому/__________ /полные данные паспорта/

__________ на исполнение всего необходимого, связанного

с возмездием г-на /г-жи/__________

Подписи: /воевода дружины/__________ /посредник/ __________

/обладатель лицензии/__________»

Повертев бланк лицензии, Дмитрий Емельянович вздохнул:

— И что же это значит?

— Не догадываешься? Все, шишка, очень просто. Только смотри, не упади с кресла. Ты получаешь эту лицензию на любого из врагов России, и когда мы приходим к власти, ты являешься и берешь себе его в полное распоряжение. Но обязательно должен предать мучительной казни.