Оноре Бальзак - Мелкие неприятности супружеской жизни [сборник]

С того дня, стоило мне увидеть обреченного супруга в обществе его дражайшей половины, я тотчас вспоминал орангутанга, пытающегося играть на скрипке.

Любовь – гармоничнейшее из всех созвучий, и способность чувствовать эту гармонию заложена в нас самой природой. Женщина – восхитительный инструмент, доставляющий множество наслаждений, но лишь тому, кто знает расположение его чутких струн, кто изучил его устройство, его робкую клавиатуру и ту изменчивую, прихотливую постановку пальцев, которая потребна, чтобы на нем играть. Сколько орангутангов!.. – я хотел сказать: мужчин – женятся, не ведая, что есть женщина! Сколько обреченных обходятся с женами точно так же, как кассанская обезьяна – со скрипкой! Они разбивают сердце, которого не понимают, они губят и презирают сокровище [189], тайна которого остается от них скрытой. Так и не повзрослев до самой смерти, они уходят из жизни с пустыми руками, оставляя позади растительное существование, наполненное досужими разговорами о любви и наслаждениях, распутстве и добродетели, о которых им известно столько же, сколько рабам о свободе. В большинстве своем эти люди женятся, пребывая в глубочайшем неведении относительно того, что такое женщина и что такое любовь. Они ломятся в дверь чужого дома и удивляются, отчего в гостиной им не рады. Но ведь даже самый заурядный музыкант знает, что его связуют с инструментом (инструментом, сделанным из дерева или из слоновой кости!) некие неизъяснимые дружеские узы. Он знает по собственному опыту, что должны пройти годы, прежде чем таинственная нить протянется от него, человека, к косной материи. Далеко не сразу угадывает он все ее возможности и капризы, все ее изъяны и достоинства. Лишь ценою долгих упражнений музыкант совершает чудо: инструмент оживает и начинает издавать чарующие звуки; он становится музыканту другом лишь потому, что тот умеет задавать ему вопросы.

Разве, уподобляясь семинаристу, забившемуся в свою келью, мужчина способен узнать, что есть женщина, и научиться разбирать эту пленительную нотную запись? Или, может быть, на это способен мужчина, чье ремесло – думать за других, судить других, управлять другими, красть у других деньги, кормить их, лечить или ранить? Да и вообще, разве хоть одному из наших обреченных досуг изучать женщину? Они торгуют своим временем, откуда же сыщется у них время для забот о собственном счастье? Их бог – деньги. А быть слугой двух господ нельзя. Вот откуда на свете такое множество бледных и хилых, хворых и страждущих молодых женщин. Одних мучают более или менее серьезные воспаления, другие подвержены более или менее жестоким нервическим припадкам. У всех этих женщин мужья – невежды и принадлежат к числу обреченных. Мужья эти выковали собственное несчастье с таким тщанием, какое муж-художник употребил бы на то, чтобы взлелеять поздние, но пленительные цветы удовольствия. В один и тот же срок неуч довершает свой крах, а человек искусный взращивает свое счастье.

Ни в коем случае не начинайте супружескую жизнь с насилия.

В предыдущих Размышлениях мы исследовали болезнь с дерзкой непочтительностью хирурга, который отважно разрезает обманчивые кожные покровы, чтобы добраться до места, где прячется позорная язва. После вскрытия, произведенного на нашем операционном столе, от общественной добродетели не осталось даже трупа. Любовник вы или супруг, улыбнулись вы, слушая нас, или содрогнулись? Как бы там ни было, мы с коварной радостью заявляем, что виноваты в этом страшном общественном зле сами обреченные. Арлекин, пытающийся выяснить, может ли его конь обходиться вовсе без еды, ничуть не более смешон, чем эти мужья, желающие обрести счастье в браке, но не пестующие это счастье с той заботливостью, в какой оно так нуждается. Прегрешения жен суть не что иное, как обвинительные приговоры эгоизму, беззаботности и ничтожеству мужей.

Теперь, читатель, вам, так хорошо умеющему осуждать других за то, в чем грешны сами, предстоит взять в руки весы. Одна их чаша довольно тяжела: подумайте, что положить на другую! Прикиньте процент обреченных среди общего количества женатых мужчин и взгляните на весы: вы узнаете, где коренится зло.

Попытаемся глубже вникнуть в причины брачного недуга.

Именовать любовью продолжение рода – значит грешить самым отвратительным святотатством из всех, какие допускаются современными нравами. Наградив нас божественным даром мысли и тем самым возвысив над животными, природа наделила нас чувственностью и чувствами, потребностями и страстями. Отсюда двойственность человека: в нем сосуществуют зверь и любовник. Помня об этом, мы можем пролить свет на интересующую нас социальную проблему.

Рассматривая брак с точек зрения политической, гражданской и нравственной, мы увидим в нем закон, договор и установление: закон – это продолжение рода, договор – передача собственности, установление – ручательство, в надежности которого заинтересованы все жители земли: у всякого есть отец и мать, у всякого могут родиться дети. Следовательно, брак должен быть предметом всеобщего уважения. Общество поневоле ограничилось этими очевидными соображениями, ибо для него они представляют наибольшую важность.

Большинство мужчин вступают в брак лишь ради того, чтобы продолжить свой род, вступить во владение имуществом и стать отцами, однако ни продолжение рода, ни имущество, ни дети сами по себе счастья не приносят. Crescite et multiplicamini! [190] – для исполнения этого завета любовь не нужна. Именем закона, короля и правосудия требовать у барышни, которую вы впервые увидели две недели назад, любви – бессмыслица, достойная большинства обреченных!

Любовь есть согласие потребности и чувства, семейное счастье проистекает из связующей супругов совершенной гармонии душ. Отсюда следует, что, дабы достичь счастья, мужчина обязан блюсти некоторые правила чести и деликатности. Воспользовавшись плодами социального закона, освящающего потребность, он должен затем подчиниться тайным законам природы, способствующим расцвету чувств. Если для счастья ему нужно быть любимым, он должен искренне полюбить сам: истинная страсть всемогуща.

Однако быть страстным – значит никогда не утрачивать желания. Можно ли всегда желать свою жену?

Да.

Утверждать, что невозможно всегда любить одну и ту же женщину, так же бессмысленно, как полагать, что прославленному музыканту для дивного исполнения музыки потребно несколько скрипок.

Любовь – поэзия чувств. У нее та же участь, что и у всех великих порождений человеческой мысли. Либо она возвышенна, либо ее нет вовсе. Если же она есть, то длится вечно и с каждым днем становится все сильнее. Именно об этой любви древние говорили, что она – дитя Неба и Земли [191].