Оноре Бальзак - Мелкие неприятности супружеской жизни [сборник]

– Да, дорогая моя, я знаю, что в мое отсутствие вы могли натворить немало бед!.. Другая на вашем месте, пожалуй, не оставила бы от дома камня на камне, а вы разбили одно-единственное стеклышко! Да благословит вас Господь за ваше милосердие. Если вы будете действовать в том же духе, то можете рассчитывать на мою признательность.

Вот что должно быть написано на вашем лице, вот о чем должны говорить ваши манеры; ни в коем случае не подавайте виду, что вас мучит один-единственный вопрос: «Не приходил ли он?..»

Переступать порог собственного дома только в самом радужном настроении – закон супружеской жизни, не терпящий исключений.

Но уметь уйти из дома ради того, чтобы вернуться и пресечь зреющий бунт; уметь вернуться вовремя!.. – вот искусство, научить которому невозможно. Здесь все зависит от чуткости и такта. Жизнь богаче любых людских выдумок. Поэтому мы ограничимся пересказом одной истории, достойной войти в анналы Телемского аббатства [436]. Огромное ее достоинство заключается в том, что она содержит описание безотказного оборонительного средства, на которое профессор лишь намекнул в одном из своих афоризмов, и показывает, как воспользоваться на практике советами данного Размышления, – а что может быть поучительнее?

Господин де Б., адъютант, временно состоявший секретарем при Луи Бонапарте, короле Голландии, коротал дни в замке Сен-Ле близ Парижа, где пребывала со всеми своими придворными дамами королева Гортензия [437]. Молодой офицер был блондин приятной наружности; держался он чопорно, казался излишне самодовольным и чересчур гордился своей принадлежностью к армии; впрочем, шутил он не без остроумия и не скупился на комплименты. Отчего его волокитство нестерпимо наскучило всем придворным дамам королевы?.. История о сем умалчивает. Быть может, дело было в том, что он воздавал одинаковые почести всем без исключения? Совершенно верно. Но поступал он так для отвода глаз. Волочась за всеми придворными дамами сразу, он обожал одну из них, графиню де ***. Дабы не выдать себя, графиня не осмеливалась вступиться за своего кавалера, и, по вполне объяснимой случайности, самые язвительные эпиграммы на его счет слетали с прелестных уст той, что лелеяла образ хорошенького офицера в своем сердце… Есть женщины, на которых мужчины, не лишенные самонадеянности, элегантно одетые и изящно обутые, производят впечатление неизгладимое. Это дамы жеманные, деликатные и утонченные. Графиня принадлежала к их числу; впрочем, жеманство ее было на удивление невинным и искренним. Она происходила из семейства Н***, где хорошие манеры передавались по наследству из поколения в поколение. Муж ее, граф де ***, сын старой герцогини де Л***, покорился новому кумиру: Наполеон недавно возвел его в графское достоинство, и он надеялся в ближайшее время получить должность посла; покамест новоиспеченный граф довольствовался камергерским ключом и, позволяя жене оставаться при дворе королевы Гортензии, следовал, скорее всего, честолюбивому расчету. «Сын мой, – сказала ему однажды мать, – ваша жена унаследовала пороки своих предков. Она влюблена в господина де Б***». – «Вы шутите, матушка: он вчера взял у меня взаймы сто наполеонов [438]». – «Если вы так же мало дорожите женой, как и состоянием, я умолкаю!» – сухо ответствовала старая дама. Будущий посол стал наблюдать за влюбленными и, играя с королевой, офицером и собственной женой на бильярде, заполучил одну из тех улик, что на первый взгляд едва заметны, но дипломату служат доказательствами неопровержимыми. «Они зашли дальше, чем думают!..» – сказал граф де *** матери. И тем причинил герцогине, женщине хитрой и умной, такую же сильную боль, какую доставило это печальное открытие ему самому. Граф любил жену, а та, если и не следовала тому, что называется принципами, все же вышла замуж слишком недавно для того, чтобы изменить супружескому долгу. Герцогиня взялась испытать невестку. Она пришла к выводу, что юная и чувствительная душа графини не безнадежна, и обещала сыну навеки погубить господина де Б*** в глазах его возлюбленной. Однажды вечером, когда с играми было покончено и дамы принялись смаковать последние сплетни, а графиня отправилась прислуживать королеве, госпожа де Л*** воспользовалась удобным случаем и поведала дамскому кружку великую тайну любви господина де Б*** к своей невестке. Сообщение это вызвало вопль негодования. Герцогиня опросила всех дам, и они единодушно постановили, что та из них, которая сумеет прогнать злосчастного офицера из замка, окажет великую услугу королеве Гортензии, давно наскучившей его обществом, а равно и всем своим подругам, по вполне понятной причине воспылавшим к нему жгучей ненавистью. Старая дама без труда заручилась согласием прекрасных заговорщиц: все они обещали ей свою помощь. Двух дней хитроумной свекрови хватило на то, чтобы сделаться наперсницей своей невестки и ее любовника. На третий день она подала юному офицеру надежду на завтрак в обществе графини. Было решено, что г-н де Б*** спозаранку отправится в Париж, а затем тайно вернется в замок. Королева со всей своей свитой намеревалась в то утро поехать в лес любоваться охотой на кабана, графиня же должна была сказаться нездоровой. Графа влюбленные могли не опасаться: король Луи отправил его в Париж. Дабы читатель оценил все коварство измышленного герцогиней плана, следует в нескольких словах объяснить, как располагались тесные покои, занимаемые в замке графиней. Покои эти находились на втором этаже, прямо над малой опочивальней королевы, в самом конце длинного коридора. Первой шла спальня, где имелось две двери: правая вела в туалетную комнату, а левая – в комнатку, где с недавних пор помещался будуар графини. Будуар этот, обитый серой тканью, отличался от всех прочих будуаров, какими могут похвастать загородные дома, лишь тем, что был совершенно пуст. Графиня не успела его меблировать. Впрочем, пол будуара был устлан ковром, а в углу стоял диванчик. Именно названные обстоятельства, на первый взгляд весьма незначительные, и подсказали герцогине коварный план, который ей удалось исполнить как нельзя лучше. К одиннадцати часам графине подали восхитительный завтрак. Офицер, впиваясь шпорами в бока своего коня, мчался из Парижа. Наконец он прибывает в замок, вверяет благородное животное попечениям слуги, перелетает через окружающую парк ограду, мчится к дому и ухитряется проникнуть в покои графини, не попавшись на глаза ни единой живой душе, не исключая и садовника. Напомню, если вы забыли, что в ту пору адъютанты носили панталоны в обтяжку и высокий острый кивер – наряд, превосходно подходящий для того, чтобы красоваться на плацу, но весьма неудобный во время свидания. Старая герцогиня построила на этом свой расчет. Завтрак прошел чудо как весело. Ни графиня, ни ее свекровь не пили вина, офицер же осушил ровно столько бокалов шампанского, сколько, если верить пословице, требуется, чтобы шутить веселее, а любить горячее. Когда завтрак подошел к концу, офицер взглянул на герцогиню; та, оставаясь верной взятой на себя роли сообщницы, воскликнула: «Кажется, к замку подъехала карета», – и вышла. Возвратилась она минуты через три. «Это граф!..» – вскричала она, заталкивая обоих влюбленных в будуар. «Не волнуйтесь!» – успокоила она молодую пару. «Да возьмите же ваш кивер…» – укоризненно прибавила она, протягивая неосторожному юноше его головной убор. Быстро отодвинув накрытый столик в туалетную комнату, она умудрилась к тому мгновению, когда на пороге появился ее сын, навести в спальне графини полный порядок. «Моя жена заболела?» – осведомился граф. «Нет, друг мой, – отвечала ему мать. – Ей было не по себе, но она скоро оправилась и теперь, верно, уже на охоте…» Однако, произнеся вслух эти слова, герцогиня кивнула сыну в сторону будуара, как бы говоря: «Они там…» – «Да вы с ума сошли, – прошептал граф, – разве можно оставлять их там наедине?..» – «Бояться нечего, – заверила сына герцогиня, – я подмешала ему в вино…» – «Что?» – «Сильнейшее слабительное». Тут в комнату входит голландский король. Он желает узнать, как исполнил граф данное ему поручение. Герцогине удается несколькими загадочными фразами, на которые женщины большие мастерицы, намекнуть его величеству, чтобы он увел графа к себе. Меж тем в будуаре графиня, с изумлением узнав донесшийся из спальни голос своего мужа, шепчет обольстителю: «Ах, сударь, видите, на что я пошла ради вас…» – «Но, дорогая Мари, моя любовь вознаградит вас за все жертвы; я останусь верен тебе до могилы». (Про себя: «О боже, какая нестерпимая боль!..») – «Ах! – вскричала молодая женщина, ломая руки и вслушиваясь в шаги мужа за дверью. – Никакая любовь не стоит таких терзаний!.. Не приближайтесь ко мне, сударь…» – «О любимая, о бесценное мое сокровище, – отвечал офицер, почтительно преклоняя колени, – я буду для тебя тем, кем ты прикажешь!.. Прикажи… и я удалюсь. Призови назад – и я возвращусь. Я буду твоим рабом… („Черт возьми, какая резь в животе!“) и твоим верным слугой… О прекрасная Мари!.. („Нет, я погиб!.. Терпеть нет мочи!..“)». Тут офицер бросился к окну, готовый отворить его и очертя голову выпрыгнуть в сад; однако под окном он увидел королеву Гортензию в окружении придворных дам. Тогда, повернувшись к графине и поднеся руку к важнейшей детали своего мундира, он в отчаянии, сдавленным голосом воскликнул: «Простите меня, сударыня, но у меня больше нет сил терпеть». – «Вы с ума сошли, сударь?..» – воскликнула молодая женщина, заметив, что муки ее поклонника вызваны не одной любовью. Офицер, плача от ярости, отступил к своему киверу, валявшемуся в углу. «Ну, графиня, – сказала королева Гортензия, входя в спальню, которую недавно покинули король с графом, – как вы себя чувствуете? Да где же она?» – «Сударыня! – взмолилась молодая женщина, устремляясь к двери будуара, – не входите сюда! Заклинаю вас именем Господним, не входите!» Тут графиня умолкла, ибо заметила за спиной королевы всю ее свиту. Она подняла глаза на Гортензию. Та, будучи не только любопытна, но и снисходительна, жестом приказала придворным дамам удалиться. В тот же день офицер отбыл в армию; он искал смерти на передовой и нашел ее. Он был храбрец, но не философ.