Оноре Бальзак - Мелкие неприятности супружеской жизни [сборник]

Говорят, один из прославленнейших наших художников, воспылавший к жене друга любовью, которая не осталась безответной, испытал все ужасы подобного свидания, подстроенного мстительным мужем; однако в этом случае, если верить слухам, постыдная напасть одолела обоих любовников и они, выказав куда больше мудрости, чем господин де Б***, не стали сводить счеты с жизнью.

Наилучший образ действий по возвращении домой зависит от множества обстоятельств. Вот например.

Лорд Кэтсби обладал поразительной силой. Однажды, объявив жене – несомненно для отвода глаз, – что едет охотиться на лис, он почти тотчас возвращается домой и направляется к изгороди, окружающей парк, ибо, по его словам, увидел там лошадь необыкновенной красоты, а лошади – его слабость. Он подходит поближе, чтобы полюбоваться лошадью, обнаруживает рядом леди Кэтсби и понимает, что если немедленно не прервет ее преступную беседу с неким джентльменом, его супружеская честь пострадает безвозвратно. Ринувшись на соперника, он хватает его за пояс и перебрасывает через изгородь. «Имейте в виду, сударь, – хладнокровно говорит он джентльмену, приземлившемуся на краю дороги, – если вам угодно о чем-либо спросить, обращаться в этом доме следует только ко мне!..» – «Быть может, милорд, вы будете так любезны, что подбросите мне и мою лошадь?..» Однако флегматичный лорд не ответил, ибо был занят беседой с женой; взяв ее под руку, он сказал с самым серьезным видом: «Отчего же, моя дорогая, вы не предупредили, что мне следует любить вас за двоих? Отныне все четные дни я буду любить вас за этого джентльмена, а все нечетные – за себя самого» [439].

В Англии эта история слывет одной из лучших историй о мужьях, вернувшихся домой в неурочный час. Нельзя не признать, что ее герой сумел на редкость удачно сочетать красноречивый поступок с красноречивой фразой.

Впрочем, цель искусства возвращаться домой, зиждущегося на политике учтивости и скрытности, которую мы рекомендовали вам в предшествующих Размышлениях, состоит лишь в подготовке почвы для брачных перипетий, к рассказу о которых мы и намерены приступить.

Слово перипетия – литературный термин, обозначающий резкий переворот в развитии действия.

Устроить в разыгрываемой вами драме перипетию – дело столь же нетрудное, сколь и ненадежное. Советуя вам прибегать порой к этому средству обороны, мы не станем скрывать, что оно чревато многими опасностями.

Брачные перипетии можно сравнить с теми обострениями горячки, которые могут свести больного в могилу, а могут раз и навсегда возвратить к жизни. Так и перипетия: если она оканчивается удачно, то на долгие годы возвращает женщину в непорочное царство добродетели.

Вдобавок перипетия – последнее из средств, известных современной науке.

Варфоломеевская ночь, Сицилийская вечерня, смерть Лукреции, две высадки Наполеона во Фрежюсе суть перипетии политические [440]. Предприятия столь обширные вам недоступны, но и те неожиданные развязки, какие вы устроите на вашем супружеском театре, могут оказать воздействие ничуть не менее значительное.

Однако, поскольку искусство создавать положения и переменять течение эпизода с помощью естественных происшествий доступно лишь гению, поскольку возвращение на стезю добродетели той женщины, чья ножка уже оставила несколько следов на мягком золотом песке, усыпающем тропы порока, есть сложнейшая из всех перипетий, а гению нельзя ни научить, ни научиться, лиценциат супружеского права с прискорбием признается нынче в своей неспособности свести к жестким принципам науку переменчивую, как обстоятельства, мимолетную, как случай, неизъяснимую, как инстинкт.

Воспользовавшись выражением, которому Дидро, д’Аламбер и Вольтер, несмотря на всю его выразительность, не сумели предоставить в нашем языке права гражданства, скажем, что брачную перипетию возможно лишь чуять нюхом [441]. Поэтому мы уподобимся древнему философу, который, отчаявшись постичь, что есть движение, принялся ходить, дабы таким способом познать его неуловимые законы, и опишем вам несколько брачных перипетий.

Допустим, муж, действуя в согласии с принципами, изложенными в Размышлении о полицейском надзоре, категорически запрещает жене принимать того холостяка, который, судя по всему, грозит сделаться ее любовником; она обещает никогда больше с этим холостяком не видеться. Всякий муж может лучше нас нарисовать в своем супружеском воображении эти мелкие сцены домашнего быта, мысленно перенесясь в те дни, когда пленительные желания рождали искренние признания, а тайные пружины его политики приводили в движение некоторые весьма хитро устроенные механизмы.

Дабы сообщить повествованию большую занимательность, предположим следующее: вы – муж, читающий мою книгу, – обнаружили благодаря тщательному полицейскому надзору, что жена ваша намерена принять у себя господина А-Я в то самое время, когда вы будете наслаждаться обедом у министра, куда она же сама и выхлопотала вам приглашение.

Налицо все исходные данные, которые необходимы для одной из прекраснейших перипетий.

Вы возвращаетесь домой почти одновременно с предполагаемым прибытием господина А-Я: оставлять его наедине с вашей женой слишком надолго было бы неразумно. Но как именно вы возвращаетесь? Отнюдь не так, как рекомендует предыдущее Размышление. – Значит, вы возвращаетесь объятый гневом?.. – Ни в коем случае. Вы возвращаетесь с видом простака и ротозея, который забыл дома кошелек или записку, подготовленную для министра, носовой платок или табакерку.

Вернувшись, вы либо застигаете влюбленную пару врасплох, либо застаете жену в одиночестве, поскольку она, упрежденная горничной о вашем возвращении, успела спрятать любовника.

Рассмотрим обе эти ситуации; каждая из них любопытна по-своему.

Для начала замечу, что все мужья должны уметь навести ужас на своих жен, причем подготовку к этому семейному второму сентября [442]следует начинать заблаговременно.

Так, заметив проявление какого-нибудь из первых симптомов , муж не преминет поделиться – и желательно не единожды – своим мнением о том, как должен поступать глава семьи в критическую пору супружеской жизни.

– Если бы я застал мужчину у ног своей жены, – скажет он, – я убил бы его, даже не задумавшись.

Сами наведя разговор на нужную тему, вы выскажетесь в том смысле, что закон должен был бы предоставлять мужьям, как в Древнем Риме, право распоряжаться жизнью и смертью своих детей и, следственно, право убивать детей, прижитых не от законного супруга.

Подобная кровожадность, ровно ни к чему вас не обязывающая, внушит вашей жене благодетельный трепет; уместно также со смехом прибавить что-нибудь вроде: «Да, любовь моя, видит Бог, я вполне мог бы тебя убить; хотела бы ты пасть от моей руки?»