Оноре Бальзак - Мелкие неприятности супружеской жизни [сборник]

О мигрень, покровительница влюбленных, брачная подать, щит, отражающий пылкие притязания законных супругов! О могущественная мигрень! Как могло случиться, что любовники до сих пор не воспели, не обожествили, не прославили тебя? О мигрень-чудесница! О обманщица-мигрень! Да будет благословен тот ум, что изобрел тебя! Позор тому врачу, что найдет от тебя лекарство! Да, ты единственный недуг, которому женщины радуются – без сомнения, из признательности за те услуги, какие ты им оказываешь! О мигрень-обманщица! О чудесница-мигрень!

Есть на свете сила более могущественная, чем мигрень, и, к чести Франции, мы должны признать, что сила эта – одно из недавних изобретений парижского ума. Как все ценнейшие открытия в области наук и искусств, сделано оно гением, чье имя осталось неизвестным. Наверняка можно утверждать лишь одно: ипохондрия появилась во Франции не раньше середины прошлого столетия [483]. В то самое время, когда Папен пытался найти воде, обращенной в пар, применение в механике [484], некая славная француженка, имени которой мы, к несчастью, не знаем, научила свой пол искусству обращать в пар собственные флюиды. Флюиды, испаряющиеся в виде ипохондрии, оказывали столь чудесное воздействие, что навели человечество на мысль о существовании нервов; так, перебирая фибру за фиброй, ученые в конце концов создали неврологию. Эта восхитительная наука уже привела Филипса [485]и изобретательных физиологов к открытию нервного флюида и способов его циркуляции; быть может, в самое ближайшее время они выяснят, как и где он зарождается, как испаряется. Таким образом, благодаря ужимкам нескольких притворщиц мы в один прекрасный день проникнем, возможно, в тайну неведомой силы, которую мы уже не раз упоминали на страницах этой книги, – в тайну воли . Однако не будем отнимать хлеб у медиков-философов. Рассмотрим нервы и ипохондрию лишь в их связях с браком.

Наша «Физиология» испытывает гордое презрение ко всем медицинским классификациям, поэтому мы подразделяем неврозы (термин из области патологии, подразумевающий все заболевания нервной системы) на два типа в соответствии с тем, какую пользу извлекают из них замужние женщины.

Иначе говоря, мы утверждаем, что существуют:

1. Неврозы классические;

2. Неврозы романтические.

Классические недуги отличаются живостью и воинственностью. Пораженные ими страдалицы неистовы, как пифии, яростны, как менады, неукротимы, как вакханки; они – сама Античность.

Романтические недуги нежны и жалобны, как баллады туманной Шотландии. Они бледны, как юные девы, которых свели в гроб танцы или любовь. Они в высшей степени элегичны, они – сама северная меланхолия [486].

Черноволосая смуглая женщина с пронзительным взглядом, сухими губами и сильными руками, которая неистовствует, сотрясаемая конвульсиями, – воплощение классических неврозов, тогда как юная особа белокурая и белокожая олицетворяет неврозы романтические. Удел первой – нервы, удел второй – ипохондрия.

Частенько муж, вернувшись домой, застает жену в слезах.

«Что с тобой, мой ангел?» – «Со мной? Ничего». – «Но ты плачешь?» – «Плачу сама не знаю отчего. Мне так грустно!.. Такие облака, как сегодня, всегда предвещают какое-нибудь несчастье… Мне кажется, я скоро умру…» Тут она принимается шепотом толковать вам о своем покойном батюшке, о своем покойном дядюшке, о своей покойном дедушке, о своем покойном кузене. Она призывает все эти жалкие тени, она ощущает в своем организме ростки всех тех недугов, что свели их в могилу, она сносит все терзавшие их боли, сердце ее готово выскочить из груди, а селезенка вот-вот лопнет… Вы самодовольно думаете: «Я знаю, в чем тут дело!» – и пытаетесь ее утешить, но перед вами женщина, зевающая во весь рот, жалующаяся на боль в груди, то и дело заливающаяся слезами и умоляющая вас оставить ее, дабы она могла без помех предаваться меланхолическим воспоминаниям. Она поверяет вам свою последнюю волю, описывает собственные похороны, опускает сама себя в могилу и осеняет эту могилу зелеными ветвями плакучей ивы… Собравшись пропеть радостную эпиталаму, вы обнаруживаете перед глазами мрачную эпитафию. Вы робко пытаетесь утешить не что иное, как Иксионово облако [487].

Встречаются женщины добропорядочные, которые прибегают к подобным средствам лишь ради того, чтобы выманить у чувствительных супругов кашемировые шали, брильянтовые серьги, деньги на уплату долгов или на ложу в Итальянском театре, однако чаще всего ипохондрия исполняет роль оружия, решающего исход гражданской войны.

Боли в позвоночнике и стеснение в груди принуждают женщину искать развлечений; обнаруживая все симптомы сплина, страдалица томно одевается и выезжает исключительно потому, что подруга, мать или сестра уговорили ее восстать с дивана, к которому она прикована и на котором с утра до вечера импровизирует свои элегии. Она на две недели отправляется в деревню исключительно оттого, что поездку прописал ей доктор. Говоря короче, она ездит куда хочет и делает что хочет. Разве сыщется где-нибудь жестокосердый муж, способный воспротивиться желаниям больной женщины, изнемогающей от невыносимых мучений, – ибо в результате долгих дискуссий было установлено, что нервы причиняют ужасные страдания.

Но самую важную роль ипохондрия играет в постели. Если у женщины нет мигрени, ее непременно одолевает ипохондрия; если же у нее нет ни ипохондрии, ни мигрени, на помощь приходит спасительный Венерин пояс – вещь, как известно, мифическая [488].

Среди женщин, которым оружием в войне против мужа служит ипохондрия, встречаются создания особенно белокурые, особенно деликатные, особенно чувствительные, чья стихия – слезы. Плачут они восхитительно. Они рыдают, когда пожелают, как пожелают и сколько пожелают. Их оборонительная система – возвышенное смирение, и благодаря ей они одерживают победы тем более блистательные, что здоровье их оттого нимало не страдает.

Разъяренный муж настаивает на своем? Они смотрят на него покорными очами, склоняют голову и умолкают. Подобная пантомима, как правило, обескураживает мужа. В брачных битвах мужчина всегда предпочитает, чтобы женщина защищалась вслух; тогда он придет в ярость, будет метать громы и молнии; меж тем со смиренницами так не поступишь… их молчание тревожит, вселяет в душу какое-то раскаяние – так убийца, обнаружив, что жертва не оказывает сопротивления, пугается вдвое больше. Он предпочел бы убивать ради защиты собственной жизни. Вы снова идете к жене. Завидев вас, бедняжка утирает слезы и прячет носовой платок так, чтобы вы поняли: она плакала. Вас это трогает. Вы молите вашу Каролину [489]сказать хоть словечко, вы уже так расчувствовались, что готовы все забыть; тогда она начинает мешать слова со слезами, а слезы со словами; она трещит как сорока, оглушает вас сбивчивыми, путаными речами, плачет в три ручья: вы тонете, вы идете ко дну.