Леонид Прожогин - «... И места, в которых мы бывали»

— Д-да-а, не дай Бог, встречный, да скандальный, тут почешешься.

— А что дежурный толковал про час в эту сторону?

— У них расписание установлено: два часа в Епишино, два часа обратно. Как раз хватает добраться, не спеша. А разъезды…, сейчас увидим. Встречный, вон он пилит, видишь зарево впереди.

Справа открылась щель, въезд в такую же траншею, как та, по которой мы ехали. Николай проехал метров пятьдесят и вдруг притормозил.

— Видно, сильно спешит парень. Давай пропустим.

Он включил заднюю скорость и спятился до въезда в щель. Там остановился, пошарил за спинкой сиденья и вытащил коричневую, как я разглядел в отраженном от белых стен свете, сумку из кожзаменителя.

— Пока он пилит, давай чайком побалуемся.

Он извлек из сумки цветастый китайский термос, открутил крышку, а из-под нее вынул вторую чашку. Чай был хорошо заварен — крепкий, ароматный, но, к моему огорчению, сладкий. За время своих полевых скитаний я приноровился пить чай, «не оскверненный сахаром». В этом была своя логика: приходишь из маршрута усталый, измученный жаждой, пересек десятки ручьев и ключей, но пить не позволял себе — иначе ног не потянешь. А сладким чаем не напьешься, хоть ведро выпей. Отсюда и привычка. Я объяснил все Николаю, отворил дверцу и выплеснул приторную (для меня) жидкость в снег. Николай заметил:

— Знаю эти ваши привычки. Дружок твой, Серега Хорунов тоже сладкого в рот не берет.

— Походи по горам с наше, и ты отвыкнешь.

В этот момент мерцавшее зарево встречной машины выровнялось, спокойно осветив снежный барьер, раздался звук работающего двигателя. С нами поравнялась невидимая за барьером машина. Прозвучал сигнал, по которому Николай открыл свою дверцу, и мы услышали:

— Спасибо, паря, что так пропускаешь. Мне, дух вон, скорее домой надо, звонили в город, жену в роддом забрали, а я в поездке. Малышня одна осталась. Соседи приглядывают.

Николай крикнул в ответ:

— А сколько ж их всего у тебя? И откуда ты?

— Этот четвертый. А я с рудника. Волков фамилия моя.

— Понятно. Ну, дай Бог тебе всего благополучного. И поаккуратнее на реке. Всего!

— Пока! Еще раз спасибо. И передай мое спасибо менту на КПП, что выпустил не в свое время.

Гул двигателя счастливого отца вскоре затих в тайге. Николай сдал назад, выехал на трассу и покатил дальше по основной траншее. После недолгого молчания он сказал:

— А теперь, пожалуй, нам пора и поужинать. На Черной речке столовая, какой ты, наверное, и не видел никогда. Там ужин, как и обед стоит рупь, даже и не рупь, а лупь.

— Как так?

— А так. Держит ее по договору с продснабом частник китаец. Ты их, скорее всего тоже встречал по Сибири. По-русски у него ничего не поймешь, кроме мата. Вот матерятся они совсем чисто. Так у этого пожрешь от пуза и всего рупь. Ему охотники и рыбаки таскают добычу, а картошку, капусту он привез свои из совхоза, где мы девку подобрали. Муку дает продснаб, да чай с сахаром, соль там и прочее. Себе в убыток он работать не будет. Значит, выгодно. Встречал ты таких?

— Таких нет. Но когда работал на Енисее в Абалаковской партии, был у нас Ваня-китаец. Это в русском варианте. Фактически его звали Дян Женчун. В тридцатых годах он незаконно перешел границу. Ему вкатили десятку. Отсидел, вышел, женился на русской, настрогал, как говорится, пятерых китайчат, научился работать на ручном бурении, оказался неплохим мастером. В этом качестве он у нас и работал, Но году в пятьдесят девятом пришло письмо из посольства. Его пригласили в Китай на побывку. Он поколебался и решил ехать. Жена, понятно, в панике: у него там тоже четверо детей осталось. Она и боялась, что не вернется ее Ваня. Не зря же посольство о нем вспомнило. А Ваня, как Ваня, не хуже других китайцев, кого их правительство хотело выгрести отсюда, как специалистов. Или украл, или купил у кого с килограмм победита (говорили, что в Китае это большой дефицит), залил его в кастрюльке топленым маслом и покатил на родину. На границе победит вытряхнули, масло вернули — «Езжай, Ваня». Он и поехал. А дома узнал, что дети его выросли, первая жена давно умерла и фактически никого там у него не осталось.

— Что, совсем никого?

— Так он сказал, когда вернулся. Его старший сын у них какой-то большой начальник. Ему и было приказано уговорить Ваню совсем переехать в Китай. Обещали поставить начальником экспедиции, дать дом и прочее. Ну, он покивал головой и подался в Россию-матушку. А когда приехал, мы спросили его, как жизнь в Китае. И вот тут он много рассказывал, и, как ты говорил, его уже все хорошо понимали. Потому как рассказывал он одними матюгами. И побежал наш Ваня в райисполком просить, чтобы дали ему наше гражданство.

— Дали? Они тогда все просили об этом. На Совруднике тогда очереди их стояли.

— Дали. Мы тогда всей экспедицией за него просили. Уважили нас.

— Ну, сейчас этого экземпляра увидишь.

В свете фар впереди стало видно, как вдруг разошлись в стороны стенки снежной траншеи. Через минуту мы были уже на широкой ровной площадке, слева от которой возвышался большой старый когда-то крашеный дом с едва светящимися окнами. Перед ним стоял большой бульдозер на базе Т-100 и негромко тарахтел дизелем. Его нож, «лопата», как говорят приисковики, был поднят, и казалось, что он сейчас сорвется и пойдет чистить те горы снега, что остались позади.

От дома к нам метнулась маленькая фигурка в обычной стеганой телогрейке, что само по себе было необычно: все, кого мы видели за дорогу, щеголяли либо в нагольных полушубках, либо в меховых костюмах летного типа. Николай нагнулся и посмотрел на врезанные у приборной доски авиационные часы, на которых имелась даже надпись «время полета». Засек время, понял я. Николай впервые за весь путь выключил двигатель и проговорил себе под нос:

— Пока ужинаем, не застынет. Да и мороз послабшал.

Я возражать, понятно, не стал. Тем временем человечек в телогрейке подбежал к нам и закричал:

— Плиехал, да? Ужинать будес?

— Да уж, приехали. Будем ужинать, конечно. Зачем еще к тебе заезжать? Беги, готовь.

Повар китаец, а это был он, быстро-быстро засеменил к дому ногами, обутыми в огромные валенки, а мы вылезли на снег, кое-как размялись. Николай спросил:

— Как твоя спина, не болит? Меня эта болячка тоже часто достает. Знаю, каково это.

— Вроде отпустило совсем. Пошли?

Мы зашли в дом, сбросили свои меха, подошли к здоровенному рукомойнику. Хозяин уже ждал там с большим вафельным полотенцем. Вымыв руки, мы уселись за тщательно выскобленный стол, а хозяин метнулся к плите, где кипело несколько немалых кастрюль. Китаец поставил перед каждым из нас по эмалированной миске пельменей в бульоне и спросил:

— Чай будес?

— Обязательно, хотя у нас есть свой. Но твой все равно лучше, — ответил Николай.