Александр Сегень - Тридцать три удовольствия

— Кстати, я никакая не мадам Старова, как вы могли заметить во время церемонии, — говорит Лариса. Странно, из-за чего она вдруг так раздражена? Неужели лишь из-за упавшего кольца? — Я всегда останусь Чайкиной.

— Из-за любви к благороднейшему папаше? — язвит Николка, которому уже передалось раздражение Ларисы. Вот дела — не успели выкарабкаться из Дворца бракосочетаний, как уже поссорились.

— Представь себе, не из-за папаши, — неприятным тоном отвечает Птичка. — Просто, Лариса по-гречески означает «чайка», и фамилия Чайкина. По-моему, это красиво.

— Масло масляное, — возражает Николка. — Чайка Чайкина. Чарли Чапкина. Лариса Ларисина.

— Николка, не глумись, — приходится мне на сей раз осаживать его. — Если бы она взяла твою фамилию, мы не смогли бы уже называть ее Птичкой. Пришлось бы звать ее Старкой.

— А я вот поменяла свою фамилию, — заявила свидетельница. — Что это — Мухина? Смешно. То ли дело у меня была фамилия — Советникова. Звучит. А я все-таки поменяла, потому что Игорек так настаивал.

Губки у Птички сжимаются в клювик, и я боюсь, что она сейчас скажет что-нибудь неприятное Маше.

— А вот египтянки никогда не меняют своих девичьих фамилий на фамилию мужа, — говорю я, опережая Ларису. — Невеста-то у нас египтяночка. Мы же ее из Нила вытащили. Привезли в Москву, выдали замуж за справного парня.

Только после этого она выдергивает из моей руки свою руку.

Ссора дальше не разгорается, но напряжение остается. Наконец мы приезжаем туда, где накрыт свадебный стол. Тут Николкина мама совершает глупость — заводит пластинку со все тем же маршем Мендельсона, опротивевшим до чертиков. Но терпим и это. Свадебный стол скромный, но достаточный для того, чтобы сытно и вкусно поесть и крепко напиться. Выясняется, что многие до сих пор не имели во рту даже маковой росинки и валятся с ног от голода. Я, кстати, тоже ничего не ел и с огромным аппетитом принялся за салат оливье и студень из курятины. По традиции после первого бокала, поднятого за здоровье молодых, немного закусив, все закричали:

— Горько!

Глядя на Птичку, я с величайшим удивлением отметил, что ей вовсе не хочется целоваться с Николкой, хотя она и не сопротивлялась, и поцелуй длился долго, но в глазах ее была написана какая-то отвлеченность от происходящего события. И вновь я удивился — она будто ждала, что вот-вот что-то произойдет, и вся эта свадьба окажется какой-то предварительной реальностью, за которой последует реальность другая, а ту, в свою очередь, сменит реальность третья, как бутылки и пузырек, подаренные мне египетской мистикой.

А ведь до сего дня все шло иначе. Николка души не чаял в Ларисе, и она отвечала ему страстной любовью. Да, были меж ними ссоры, но только кто же хочет и ищет ссор в такой торжественный день? Конечно, бывают такие невесты, у которых любовь кончается в тот самый миг, когда сделка совершена и жених стал мужем, но думать о Ларисе в этой категории ужасно не хотелось.

Прошел первый, томительный час застолья, почти каждый из присутствующих успел произнести тост, трижды кричалось «Горько!», шампанского оставалось две бутылки, и Николка предложил мужчинам пить только водку, а шампанское оставить дамам. В три часа пополудни стало как-то скучновато. Ардалион Иванович взглянул на свои часы и сказал:

— Уважаемая Лариса Николаевна! Я вынужден просить у вас прощения за то, что мне необходимо будет покинуть вас в столь знаменательный день и час, но неотложные дела побуждают меня удалиться через пятнадцать минут. И потому умоляю вас, самую красивую невесту в мире, исполнить мне на прощанье что-нибудь под гитару из ваших песен.

— Нет, нет, я сегодня не в голосе, я устала, переволновалась, — забормотала Птичка. — Прошу извинить — не могу.

— Лариса Николаевна, голубушка! — Ардалион хлопнул себя по груди растопыренной ладонью. — На колени становлюсь. Бог ведает, свидимся ли мы вновь с вами. Спойте.

— Почему же не свидимся? — всполошилась Лариса.

— Ты что говоришь-то такое, Ардалион Иваныч? — воскликнул Николка.

— А так, — махнул рукой величайший актер среди бизнесменов, — сами знаете, друзья мои, какая у меня жизнь. Сегодня я с вами, бодр и весел, а завтра… Спойте, Лариса Николаевна!

— Спой, Ларисонька, — попросил Николка, и впервые за сегодня она не возразила ему, ей подали гитару, она стала настраивать ее.

— Нет-нет! — сказал вдруг Ардалион Иванович. — Прошу вас вот сюда, сядьте посреди комнаты, мы вас так еще сфотографируем, во всем свадебном наряде и с гитарой.

— Ну хорошо, Ардалион, только почему это ты ко мне на «вы» вдруг стал обращаться?

— Потому что не могу тыкать такому фантастическому существу, как вы, Лариса Николаевна, в свадебном убранстве. Прошу вас.

Он поставил посреди комнаты стул и усадил на него Птичку. При этом еще раз взглянул на часы. Сел на свое место за столом. Лариса стала петь. Ардалион Иванович несколько раз щелкнул своим суперяпонским фотоаппаратом.

— Еще! Еще! — заорал Ардалион Иванович, когда Лариса спела одну песню и хотела уж было отставить гитару в сторону. Она дернула плечом и заиграла другую. В этот миг кто-то громко и сильно ударил в незапертую дверь квартиры, раздался топот, и в комнату, где шел наш скромный свадебный пир, ворвалось нечто нереальное, невозможное нигде, кроме как в американских боевиках — двое в легких спортивных одеждах и в черных масках, закрывающих все лицо, кроме глаз. В руках у них сверкали черной сталью огромные пистолеты, которые они наставляли на всех присутствующих. Не говоря ни слова, один из них схватил легкую, как пушинка, невесту и выскочил с нею вон. Другой несколько секунд стоял, направляя на нас дуло пистолета, затем тоже пустился бежать. Все произошло в течение не более пяти-семи секунд. Никто не успел даже пикнуть, настолько происшедшее было ошарашивающе нереальным.

— Быстро за ними! — первым закричал Ардалион Иванович.

— Да что же это? — воскликнула Николкина мама.

— Пистолет! — патетически воскликнул я, хватая свой кейс и вытаскивая из него пистолет отца бывшего Птичкиного мужа.

Первыми из квартиры выскочили Ардалион, Николка, Степан Николаевич и Петр Николаевич. Я немного задержался, волнуясь о состоянии остававшихся женщин.

— Не бойтесь! — крикнул я им. — Это розыгрыш! Все подстроено Ардалионом Ивановичем. Верните своих мужей. Сейчас все будет в порядке. Даю вам честное слово шафера!

После этого я выскочил из квартиры и молнией устремился вниз по лестнице, сжимая в руке пистолет.

— Скорее! Скорее! — кричали мне из распахнутой дверцы ардалионовского «форда» Николка и Игорь. Я толкнул какую-то ошалевшую приподъездную старушонку и нырнул в машину, которая тут же рванула с места.