Стерьо Спассе - Они были не одни

Крестьяне и крестьянки тем временем палками, кирками и лопатами лупили жандармов.

Кара Мустафа решил, что настало время спасать полицейского инспектора. Еще раза два выстрелил в воздух и бросился к нему на помощь. Но Бойко, уже давно следивший из толпы за Лешим, подбежал, подставил ногу, и Леший со всего размаху хлопнулся на землю. Его окружили крестьяне и принялись избивать. Он ревел, как свинья, которую режут, а крестьяне били его и приговаривали:

— Леший, проклятый Леший! Подлая тварь! Долго ты нас терзал! Вот тебе! Вот тебе еще раз! И еще раз!

Начальник общинного управления господин Лако и Рако Ферра, увидев, какой скверный оборот приняло дело, пустились бежать что есть мочи.

— Ого, ого! Ату его, ату! — заулюлюкали им вслед крестьяне, а Ндони и еще двое парней погнались за ними.

Объятый страхом, господин Лако бежал, размахивая руками, как взмахивает крыльями недостреленная утка. На пути ему попался забор, он хотел через него перелезть, но зацепился полой пиджака за кол. Рванувшись изо всех сил, он наконец перемахнул через забор, но оставил на нем свой разорванный пиджак, который торчал, как пугало.

Ндони настиг Рако Ферра.

— Подожди, скотина! Нам еще надо с тобой посчитаться! — крикнул Ндони.

— Что я, бедный, сделал вам дурного, что я сделал?.. Сам бог мне свидетель… — дрожа от страха, залепетал Рако, показывая пальцем на небо. Но не успел он договорить, как Ндони сбил его с ног.

— Что ты сделал? Тебе нужно об этом напоминать? — со злостью крикнула Вита, тузя его палкой.

— В яму, в яму палача! Окунуть его в грязную воду! — крикнул кто-то.

Рако схватили и бросили в яму с водой.

— Ой, тону! Ой, захлебнусь! Боже, о боже! — орал Рако.

А юродивый Ламе прыгал у края ямы, хлопал в ладоши и громко хохотал:

— Ой, Фелла! Блуф! Ой, Лака Фелла!

Бледный как полотно староста подошел к Гьике с просьбой помочь прекратить драку и больше не трогать жандармов, иначе всему селу придется за это дорого расплачиваться! Но Петри, который в это время лупил жандарма, ногой ударил старосту в живот, и тот покатился, как бочка, и плюхнулся в ту же яму с водой, где уже барахтался Рако. Толпа захохотала.

Старуха Шумарица протиснулась через толпу с криком: «Дайте и мне вырвать хоть клок из шкуры этих палачей!» Схватила полицейского инспектора за воротник и порвала на нем мундир от шеи до пояса.

Как в конце концов угомонились крестьяне, даже и понять нельзя.

— Посмотрите на этих храбрецов! — послышались женские голоса.

По шоссе, без винтовок, без фуражек бежали оборванные, исцарапанные, все в синяках полицейский инспектор и его жандармы, а за ними Кара Мустафа.

— Мы вам покажем! Мы вас за это живьем сожжем! — грозились они, а сами продолжали бежать.

А Рако Ферра и староста барахтались в яме, как две недорезанные свиньи.

— Грязные псы, теперь вы на своем месте! — плюнул на них Гьика, и толпа с ненавистью продолжала глумиться над ними.

— Посмотрите, как плавают в луже эти волы!

Ребятишки окружили юродивого Ламе и, надрываясь от смеха, в один голос вместе с ним кричали:

— Блуф, блуф! Ой, Лака Фелла! Ой, сталоста!

Дом Гьики красовался своей новенькой крышей, а на холме Бели торчал только фундамент так и не выстроенной башни бея.

— Недалек день, когда мы тебе построим дом вон там! — обратился Гьика к Петри, показывая на холм правой рукой, с которой свисал оборванный рукав.

— А вот здесь будет стоять дом Рако! — добавил Бойко, глядя на разрушенную хибарку Стефо, который отдал свой строительный материал Гьике.

— Все так и будет, все сделаем, мы не одни! Нас миллионы! — с гордостью повторил дядя Эфтим слова болгарского матроса Явкова.

— Папа, папа! — послышался голос маленького Тирки; он только проснулся, и Рина вынесла его к отцу. Гьика, измученный, окровавленный, весь в поту, радостно посмотрел на сына.

— Папа, папа! — повторил малютка и протянул ручонки к отцу.

— Сынок! — улыбаясь, произнес Гьика, взял ребенка на руки и поднял его. Лучи солнца, поднявшегося из-за горных вершин, озарили лицо ребенка; от их яркого света на глазах у него выступили слезы.

Восходит солнце! Наступает утро!

И все крестьяне во главе с Гьикой Шпати, хотя и ждали приближения грозной бури, почувствовали, что в глубине их сердец наступило солнечное утро.

Солнце восходит!

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Келешэ — албанский головной убор из белой шерсти, вроде фески. — Здесь и далее примечания переводчика.

Беями называли в Албании крупных помещиков.

Софра — низкий круглый стол, вокруг которого сидят на полу.

Эфенди (турец.) — господин.

Ага (турец.) — богатый человек.

ОпИнги — обувь, напоминающая сандалии, которую носят албанские крестьяне.

Кьяхи — надсмотрщики, доверенные лица бея.

Раки — албанская фруктовая водка, чаще, всего виноградная.

Лек — албанская монета, равная 8 копейкам.

Сеймен (турец.) — телохранитель, воин.

Бюрек (турец.) — многослойный пирог с рубленым мясом и сыром.

Веленджэ (турец.) — домотканое одеяло, заменяющее ковер.

Арманджилек (турец.) — один из видов государственного натурального налога на крестьян в старой Албании.

Ок — мера веса, равная приблизительно 1,5 кг.

Пойяк — полевой сторож, подручный кьяхи.

Шиник — мера зерна, равная примерно одному пуду.

Талаган — крестьянская верхняя одежда с длинными рукавами.

Меджитэ — старинная турецкая монета.

Спахилек — один из видов натурального налога с крестьян в старой Албании.