Жан Лаффит - Весенние ласточки

— Я пришла на вокзал к поезду, а там настоящее столпотворение. Вы бы видели, дорогие мои, какая тьма народу! На доске, к которой все подходили, было написано мелом: «Все поезда отменяются. Обслуживаться будут только прибывающие поезда». Какой-то человек в красивой белой фуражке, видимо начальник вокзала, объяснил всем, что железнодорожники бастуют. Я все-таки пошла в справочное, но мне ответили то же самое. Даже на перрон не выпускали, будто бы из соображений безопасности.

Одни ждали, другие возмущались, а большинство молча уходили. Я сделала, как они, у меня уже был утренний опыт, и я не собиралась снова застрять в пути. Но домой-то надо вернуться! Как бы вы поступили? К счастью, я вспомнила об автобусах. Совершенно не могу вам сказать, по каким улицам я плутала, но все же нашла автобус на Бержерак. Вокруг машины стояла толпа. По-видимому, не мне одной эта мысль пришла в голову. Каким-то чудом я все же влезла в автобус. Но не думайте, что на этом все кончилось. Под самым Сент-Эпильоном дорога перекрыта виноградарями. Там мы проторчали около часа. Словом, до самого вечера. Мы все измучились. Но они правы, так не может продолжаться. Уже было темно, когда я добралась до Бержерака. Дорогие мои, я падаю от усталости, но очень довольна.

После ужина Луи и Ирэн вышли посидеть около дома. Стояла невероятная духота. Милу ждал грозы и заготовил заряды против града. Сидони, впервые за долгое время, ушла спать раньше всех.

— Как же мы отсюда уедем? — сказала Ирэн.

Вопрос был задан с оттенком грусти, и Луи задумался…

В самом деле, пора позаботиться об отъезде. Радио сообщало, что приняты крутые меры и забастовки кончились, но газеты перестали прибывать. Из рассказа Сидони вырисовывалась довольно ясная картина. Луи был одним из руководителей профсоюза, он не мог оставаться в стороне от борьбы. А в то же время здесь разворачивалась битва за освобождение Беро…

— Послушай, мы тут еще пробудем завтрашний день, а потом попытаемся как-нибудь выбраться.

— Раз нужно уезжать, ничего не поделаешь, — проговорила Ирэн. Шел десятый день их отпуска. Забастовки только начинались.

Не они одни беспокоились о том, как вернуться в Париж. Жак Одебер тоже подумывал о возвращении. У него кончался отпуск, который он провел в отцовском доме в Бержераке. Эти три недели ему показались бесконечными. Большую часть времени Жак просидел у реки, предаваясь размышлениям. Он был очень огорчен, не показывался в городе и избегал встреч со своими сверстниками: Жаклина перестала писать.

В первом письме из Бордо она пространно изложила ему создавшееся положение. Мать нуждалась в серьезной операции позвоночника, хирург ручался за положительный результат, но после этого больной потребуется длительный отдых, и желательно — у моря. Отец при помощи своего профсоюза связался с семьей рыбаков, которые согласились поселить мать у себя. Это очень утешительно, но Жаклина не сможет уехать из дому раньше, чем через два-три месяца. Это ее огорчало, и в конце она писала: «Может быть, тебе трудно столько ждать? Я предпочитаю, чтобы ты сказал сразу». Жак ответил немедленно. Его письмо было настоящим объяснением в любви: он думает только о ней, в разлуке она стала ему еще дороже… он будет ее ждать хоть вечность… И он предлагал ей, что приедет в Бордо повидаться. Прямого ответа на это он не получил, но ее письма стали еще нежнее.

Жак и Жаклина делились своими самыми сокровенными мыслями, называли друг друга незатейливыми, нежными, вечно новыми именами, рассказывали о своих страстных порывах, старых, как мир, хотя им казалось, что одни они испытывают такое огромное счастье, и им хотелось радостно петь о нем…

Они обменивались письмами почти ежедневно, и благодаря этому время шло быстрее. Однажды Жак закончил свое послание следующими словами: «Я хочу, чтобы ты стала моей женой, и так же страстно, как люблю тебя, молю выйти за меня замуж». Ответ Жаклины был в том же духе: «Я не могу поверить в свое счастье. Я буду твоей и буду тебе верна». С тех пор все их письма были заполнены мечтами о будущем. Жак, рассчитывая на помощь отца, предлагал купить маленькую кондитерскую, неважно в каком городе, лишь бы они с Жаклиной были вместе, вдвоем и только вдвоем… Жаклина ни слова не писала об этих планах и говорила только о их совместной жизни. Ничего нет прекраснее их любви… Молодость дороже всякого состояния… Ей так хочется вечерами сидеть рядом с ним в их гнездышке, которое она уже представляет себе, и, положив голову ему на плечо, вместе читать одну и ту же книгу… Время от времени Жаклина расспрашивала о комитете мира, куда она с ним заходила. Бывает ли он там? Видится ли с друзьями? А может быть… с подругами? Какие перемены в ресторане? Жак сообщил ей, что комитет — его единственное развлечение. Он посещает все собрания. Ирэн все так же мила. Но пусть Жаклина не беспокоится, та замужем за очень симпатичным парнем. Он однажды пришел с нею на собрание и выступал так хорошо, что слушать его было одно удовольствие… Огюст Пибаль по-прежнему смешит их, рассказывая свои приключения. В комитете появились люди, которых он раньше не видел, в частности профессор Ренгэ. О нем никогда не скажешь, что он ученый, так он просто держится. На работе жизнь идет своим чередом. Старик Жюль все так же ворчит… Сюзанна теперь гуляет с кондитером, который недавно поступил. Жак реже стоит у раздаточного стола… По настоянию Анатоля, бригадира мойщиков, он наконец вступил в профсоюз… Жаклина поздравила его и посоветовала дружить с такими людьми, как Анатоль. Однажды, когда он снова написал, что хочет приехать в Бордо, она ответила согласием, но предложила отложить поездку на отпуск. Ее мать скоро вернется, и у нее будет больше свободного времени… Полный отпуск полагался Жаку только в сентябре, но ему не терпелось увидеть Жаклину, и он уехал, не дожидаясь даже конца июля…

Жаклина встречала его на вокзале. Она была прелестна в новом летнем платьице. Поезд пришел утром, и день был в их распоряжении. Жак сдал вещи на хранение и предложил съездить в Аркашон. Они тут же сели в мягкий вагон скорого поезда. Жаклина провела все детство в Бордо и с океаном была знакома только по приливам и отливам, которые приносили или уносили грязную воду Жиронды. Аркашон с его сосновыми парками, с клумбами гортензий и пальмами показался ей экзотическим городом. Они постояли на молу, наблюдая бронзовых от загара купальщиков, потом сели на пароходик, чтобы переплыть через залив. Рядом с ними мчались в открытый океан моторные лодки… Много нового увидела Жаклина. Ее в одинаковой мере поразили рыбаки в красных брюках и устричные парки, огороженные кольями, обвитыми водорослями. Изящные чайки качались на фоне голубого неба, следуя за пенистой дорожкой, которую оставлял за собой пароходик. Время от времени какая-нибудь чайка ныряла в зеленую воду или подлетала совсем близко и задевала большим белоснежным крылом борт судна. Красочный пейзаж, яркие летние платья, загорелые лица и тела купальщиков убеждали Жаклину, что фантастические краски, которые она видела только в кино, существуют на самом деле.